Книга Убить вампира-завоевателя, страница 112 – Карисса Бродбент

На этот раз я не удостоила Атриуса ответом, а сделала еще шаг.

Вполне ясный ответ.

Мы долго стояли молча, остро ощущая присутствие друг друга. Наше молчание было более чем красноречивым и полным смысла. Еще бы, ведь мы стояли почти впритык!

– У тебя самой рана кровоточила, а ты сунулась к раненым вампирам. Явная глупость с твоей стороны, – наконец сказал он.

– Забавно ты умеешь выражать благодарность.

Он помолчал, взглянул на меня и уже тише произнес:

– Спасибо, что помогала им.

– И тебе спасибо за спасение моей жизни.

– Я не сразу понял, спас ли тебя.

В его словах проскользнул странный холодок иисчез раньше, чем я успела понять, что же это такое.

Потом он добавил почти шепотом:

– Их столько погибло. Я просто не мог…

Мне сразу вспомнились пронзительные крики Эреккуса. Услышав такое, не забудешь до конца жизни.

– Я искала Эреккуса, но так и не нашла.

– Он ушел.

– Ушел?

– Ему надо побыть одному. Я был не вправе его удерживать.

– Сколько было его дочке?

– Десять.

У меня резануло в груди.

– Так мало.

– И что за жизнь у нее была все эти десять лет? Только и знала, что…

Он не договорил. Повернулся ко мне. Глаза сверкали, а губы искажала усмешка.

– Тебе не надо было сюда приходить, – снова сказал он.

Но я подошла к нему, приложила ладонь к его рубашке с застарелыми пятнами пота. Рука чувствовала, как под кожей шевелится его проклятие.

Я не хотела выражать Атриусу сочувствие. Мне такое и в голову не приходило. В разгар Питорских войн мы с Наро выживали как могли, не зная ничего, кроме потерь. В самом начале, когда убили наших родителей, соседи и другие взрослые еще говорили: «Мы вам сочувствуем». А через несколько лет, когда трупы лежали по улицам в несколько слоев, уже никто не выражал сочувствие. Смерть близкого человека стала очередной неприглядной особенностью будней. Никто не нуждался в банальных словах утешения. Когда умерла наша старшая сестра, соседи молча принесли нам хлеб. Это было куда полезнее слов.

Тогда я чувствовала себя очень одинокой. Повзрослев, я поняла причину отстраненности людей. Они делали так не потому, что не чувствовали наших потерь. Наоборот, они это чувствовали очень остро. Но у них были и свои потери, и их сердца уже не могли вместить столько горя. Я думала, что когда-нибудь и я перестану ощущать потери. Арахессы заверяли меня: так оно и будет.

Ничего подобного.

Возможно, Зрящая мать лгала мне. Возможно, я оказалась плохой арахессой. Но правда есть правда. Прошло пятнадцать лет, а боль потерь и бессильный гнев никуда не исчезли. Наоборот, ощущались еще острее. И сейчас я ощущала утраты Атриуса столь же сильно, как свои.

И больше не могла молчать об этом.

Я… просто… не могла… молчать.

– С чего ты взял, что я боюсь вампиров? С чего ты взял, что я боюсь тебя? Как будто мне каждую ночь не открывались самые темные стороны твоей сущности. Как будто я не сознаю…

– Потому и сознаешь, что своей темноты предостаточно.

Слова прозвучали жестко,как ранящее обвинение. Но что странно: за столь жесткими словами я ощущала искреннее и нежное чувство. Казалось, Атриус звал меня отправиться вместе с ним туда, где тяжело и больно, туда, где гнев и сломленность подобны нашим.

Умом я понимала, что поступаю неправильно.

Но, как и он, я хотела туда отправиться.

Его рука легла мне на грудь, отчего сердце забилось быстрее.