Книга Мать смерти и рассвета, страница 265 – Карисса Бродбент

– Люди и фейри способны мирно уживаться вместе, – мягко сказала мать. – И ты – живое доказательство этому. Ты же помнишь?

Я помнила темноволосого мужчину, с которым так давно встретилась под лунным светом в Нирае.

– Эф, я вернулась к нему. К твоему отцу – твоему настоящему отцу. Он был наполовину человеком. Когда войны утихли, мы стали жить вместе. Я, он и его брат Эзра, который тоже потерял все. – У нее на глаза навернулись слезы. – Он так сильно любил тебя. Даже несмотря на то, что ему так и не выдалась возможность узнать тебя по-настоящему.

Я помнила, как узнала правду, которую не хотела слышать. И также помнила, как другой отец, с которым я росла, пытался убить меня за это.

– У меня новое тело, – ответила я. – Так что теперь мое происхождение не имеет значения.

– Оно все равно часть тебя, независимо от того, из чего создана твоя плоть. Нельзя убежать от своего прошлого, как и нельзя убежать от своей крови. Ты не сможешь убить в себе это, независимо от того, сколько сердец перестанет биться.

– Кадуан сражается за меня! – прорычала я. – Сражается за всех нас. Как в свое время следовало сражаться тебе.

– Это ничего не изменит, по крайней мере к лучшему, радость моя. Кадуан может разрушитьвесь мир до основания, но он ничего не исправит. В моменты просветления я тоже мечтала о мести. Но разве смерть гнусного мужа принесла мне хоть какое-то облегчение, если я видела, как рядом умирает моя дочь? Это был худший день в моей жизни. А если Кадуан добьется своего… это будет худший день во многих и многих жизнях.

«И почему эти многие жизни должны значить больше, чем моя? Или жизнь Меджки? Чем жизни всех фейри, которых замучили, похитили и убили люди и, несомненно, продолжат убивать и дальше?» – подумала я.

Но потом, на задворках моего сознания, всплыла мысль об Ишке: его крови, брызнувшей в лицо, его безжизненном теле, падающем с балкона. Я вспомнила, что чувствовала в последующие мгновения.

Пустоту.

Я сразу же отогнала эту мысль:

– Убирайся. Ты пришла сюда, чтобы манипулировать мной и использовать меня. У меня не осталось к тебе никаких чувств.

«Неправда, – прошептал голос внутри. – Ты не можешь мне лгать».

Горе матери ранило меня глубже, чем хотелось признавать. Она встала с кровати и отступила назад:

– Меджка рассказал мне о… состоянии Кадуана. Может, не все, но достаточно, чтобы можно было догадаться, о чем он умолчал.

Каждый мускул в моем теле напрягся, словно готовясь отгородить сознание от того, что предстоит услышать. Безуспешно. Эти слова причиняли все ту же острую боль.

– Человеческая кровь твоего отца сильно сократила продолжительность его жизни. Когда я вернулась к нему, ему оставалось всего несколько коротких десятилетий. И все же те быстротечные годы стали для него не менее ценными. – По ее щеке скатилась слеза. – Не стоит бояться смерти, дочь моя. Все мы стоим одной ногой в другом мире. В непостоянстве есть своя красота. И только подумай, какой грустной была бы наша жизнь, если бы мы никогда не любили то, что можем потерять.

Перед глазами все расплывалось, в груди болело. Мать нежно взяла меня за запястье и оголила гладкую загорелую кожу на предплечье. Когда-то ее покрывали истории той жизни, которую я сейчас с трудом могла припомнить.

– Эф, тебе выпал шанс создать другую историю. Пусть она будет о сотворении жизни, а не о разрушении. Я желаю тебе лучшей судьбы, чем сгореть заживо в собственном гневе.