Книга Мать смерти и рассвета, страница 263 – Карисса Бродбент

Но тут в толпе внизу что-то вспыхнуло. Заходящее солнце отразилось от блестящего металла, настолько яркого, что я не сразу разглядела источник блеска. Группа молодых солдат, собравшихся впереди толпы, подняла мечи над головой.

Даже с такого расстояния я могла бы поклясться, что Моф ухмыльнулся, когда я встретилась с ним взглядом.

Остальные последовали примеру, и внизу замерцала волна света: каждый вскидывал свое оружие – меч, топор, кинжал. Люди поднимали метлы и мотыги, шарфы и шляпы. Кто-то махал очками. А те, у кого ничего в руках не было, просто задирали к небу сжатые кулаки.

Никто не аплодировал, никто не кричал. Но никакие аплодисменты не могли сравниться с нарастающей волной молчаливой, скорбной солидарности.

Я встретилась глазами с Максом и вскинула Иль Сахай – с его лезвия срывались алые бабочки и поднимались к горизонту.

Движение Макса было последним. Сглотнув, он обвел взглядом толпу и поднял посох. Языки пламени по его длине сливались с алым закатным небом, яркие и верные, как обещание.

ЭФ

Я не знала, сколько времени провела там, на останках своей прежней жизни. Солнечные лучи рисовали на стенах узор столько раз, что я сбилась со счета. В конце концов я услышала шаги. Отметив их приближение, я не двинулась, просто прислушалась. Шаги звучали даже легче, чем у Меджки, как будто принадлежали кому-то, кого всю жизнь учили оставлять в мире как можно меньше следов. Они все приближались, пока не остановились за моей спиной, и я почувствовала, как кто-то сел на край кровати. Затем последовало нежное прикосновение к плечу.

«Оршейд, – подумала я. – Значит, это сон».

– Бедняжка.

Я повернулась: сверху вниз на меня смотрело прекрасное лицо матери. Ее появления я не ожидала, и его оказалось достаточно, чтобы вырвать меня из туманной полудремы.

– Ты ненастоящая! – выпалила я.

Мать грустно улыбнулась:

– Настоящая.

Она сильно изменилась: по-прежнему красивая, но заметно постаревшая. В волосах седые пряди, в уголках глаз тонкие морщинки. А сами глаза… они больше не глядели сквозь меня, словно всматриваясь в сказочный мир за тысячу миль отсюда. Они стали намного яснее, проницательнее, и теперь их наполняла печаль.

Впервые за прошедшую вечность я села.

– Зачем ты здесь? Как ты меня нашла?

– Меджка беспокоится о тебе.

Я отшатнулась от ее протянутой руки.

Мне все еще не удавалось осознать, что моя мать здесь, и еще тяжелее было поверить, что передо мной то самое безумное, кроткое создание, которое осталось в воспоминаниях.

– Когда он сказал мне, что ты жива… я… – Она подняла глаза и обвела комнату, словно высматривая призраков. – Даже злейшим врагам я не пожелаю такого – пережить своих детей. – Ее взгляд снова упал на меня, и в нем вспыхнула нежность. – Не могу даже описать, что я чувствую, когда вижу тебя. Моя бедная, потерянная дочь.

На этот раз я позволила ей прикоснуться ко мне. Ее руки были теплыми и мягкими, такими, какими я помнила. Нечто первобытное в глубине моей души жаждало материнской любви. Даже тогда, давно, ее привязанность больше походила на воспоминание, ускользающее вместе с угасанием ее чахнущего разума.

– У тебя всегда было такое нежное сердце, любовь моя. Даже когда ты была совсем ребенком, я боялась того, что может сделать с тобой мир.

Я позволила векам опуститься, позволила себе осесть под ее прикосновением. Я так устала, у меня все болело.