Книга Мать смерти и рассвета, страница 105 – Карисса Бродбент

Втайне я была этому рада. Саммерин, судя по всему, тоже. Просто некоторые вопросы затрагивали темы, к которым мы даже не знали, как подойти. О Решайе мы упоминали в самых расплывчатых выражениях. Но стоило лишь немного углубиться в тему – и нам с Саммерином оставалось только беспомощно переглядываться.

Для Макса правда могла оказаться слишком тяжелой. Слишком сложной. К тому же даже надумай мы рассказать Максу все, без утайки, о Решайе – определенно этого не стоило делать в присутствии Брайана. Такое оправдание позволило нам выиграть немного драгоценного времени и отложить момент, когда придется вернуться к невысказанной дилемме.

Мне было больно от мысли, что Макс не помнит построенное нами вместе. Но еще больнее было думать о том, что́ он почувствует, узнав правду о Решайе и о том, как это существо – руками самого Макса – уничтожило его семью.

Возможно, в глубине души Макс даже подозревал нечто подобное.

Всю дорогу я не сводила с него глаз. Я упивалась его видом, как дождем в пустыне. Мне хотелось заново изучить каждую его черту, каждый изгиб его нынешнего похудевшего тела, форму и расположение каждой щетинки на подбородке. Меня охватила тихая одержимость.

Но все же каждый раз, когда он обращался ко мне – а обращался он постоянно – и задавал неожиданные, острые вопросы, гораздо более личные, чем те, с которыми подходил к Саммерину, у меня внезапно перехватывало дыхание.

Однажды ночью, еще в начале нашего путешествия, в темноте Макс повернулся ко мне. Лунный свет, очерчивающий выступы и впадины на его лице, слишком остро напомнил о ночах, когда мы сидели вместе в саду, скрываясь от прошлого, которое не давало заснуть.

– Что у нас были за отношения? – спросил он.

– Я была твоей ученицей. Мы тебе уже говорили.

Так много всего изменилось между нами, и все же, даже несмотря на нашу уничтоженную историю, он по-прежнему смотрел на меня тем же пронзительным взглядом, способным проникнуть сквозь любую тщательно выстроенную защиту.

– А еще, – настаивал Макс.

В горле пересохло,и я сглотнула.

– Мы были друзьями. – Я замялась, потом добавила: – Возлюбленными.

Не знаю, почему это слово далось мне так тяжело. Возможно, отвечая на вопрос, я со всей ясностью осознала: я смотрю на Макса и вижу любовь всей своей жизни, но на самом деле со мной сейчас путешествует незнакомец. Макс так близко, что можно коснуться, и в то же время дальше, чем когда-либо.

Сам Макс, казалось, не знал, как ответить на мое признание, – казалось, эти слова подтвердили его подозрения, но все же оставили в растерянности.

По крайней мере, тут он был не одинок. Мы оба остались в растерянности.

Наши отношения зарождались медленно. Чтобы научиться доверять ему, мне пришлось пройти дорогу, сложенную из миллиона крошечных камешков. Меня и раньше пугала сила нашего чувства, а теперь, когда безопасный фундамент, на котором мы строили жизнь, разлетелся на куски, становилось дурно от одной мысли о том, чтобы снова открыть ему свое сердце.

Стоило мне взглянуть на него, меня сжигало желание настолько сильное, что перехватывало дыхание. Мне хотелось преодолеть пропасть между нами. Хотелось его вернуть.

И однако, с каждым днем в глубине моего сознания все прочнее укоренялась мысль, причинявшая огромную боль.

Я часто лежала без сна и рассматривала спящего Макса. Я изучила его настолько хорошо, что знала, как он выглядит, когда отдыхает. Знала, как часто он просыпается от кошмаров. А теперь я наблюдала, как он спит всю ночь.