Книга Ночная радуга, страница 68 – Жанна Володина

— Их три, — говорю я. — Мама, папа и ребенок.

— Да, — соглашается Верещагин. — Здесь надо гулять с ребенком. Когда я был маленьким, сада астрономов еще не было. Мы с отцом гуляли вдоль прудов с Еремой и Фомой.

Отвечая на мои приподнятые брови, продолжает:

— Первый — курцхаар, второй — дратхаар. Легавые. Мой отец был прекрасным охотником.

— У тебя тоже есть собаки? — спрашиваю я. Мне действительно интересно.

— Есть, — отвечает Никита. — У меня испанский пойнтер Туман.

— Ты любишь собак? — задаю глупый вопрос.

— Конечно! — интонация ответа доказывает мне, что вопрос был по-настоящемуглупым.

— А что случилось с первой неспасенной собакой? — осторожно уточняю я.

Никита болезненно морщится:

— Не хочу об этом говорить. Забыть хочу. Не получается. Но именно ее судьба привела меня к мысли об обязательном возмездии. Здесь и сейчас. И никак иначе.

— Чьими руками? — настаиваю я на своей позиции. — Чьими руками возмездие?

— Ты же слышала расхожую теорию об эффекте бумеранга? — спрашивает Верещагин.

Мы не спеша идем по аллее парка, и я, как ни стараюсь, не вижу Виктора Сергеевича.

— Слышала, — киваю я. — Теория заслуживает внимания, но не всегда срабатывает на практике.

— Чтобы она срабатывала, надо ей помочь, — Верещагин плотно сжимает челюсти, словно еле сдерживает негодование и это усилие поможет его сдержать.

— Тогда это не теория, — честно отвечаю я. — А ее нарушение. Если бумеранг, то он должен сработать сам. По принципу «Что посеешь, то и пожнешь».

— Да-да, — отмахивается от моего довода Верещагин. — Я помню: «Как аукнется, так и откликнется», «Не рой другому яму — сам в нее попадешь».

— Но ты роешь? — иронизирую я. — Помогаешь фольклору? Бумеранг должен вернуться сам. Им управляет только тот, кто бросил.

— Тогда объясни, почему он возвращается не ко всем? — из интонации Верещагина исчезает насмешка, сменившись досадой. — Что мешает ему вернуться? Моего отца нет. Твой есть.

— Твой отец сам так решил, — еле успеваю сказать я, как оказываюсь расплющенной о каменное тело.

— Мой отец, — сквозь зубы цедит Верещагин, — слепо верил в любовь и дружбу. А твой, как лучший друг, смог показать, что одним поступком можно предать и то, и другое.

Впервые начинаю оказывать физическое сопротивление, упираясь руками в его грудь и отталкиваясь.

— Твоя мстительная натура, излишняя самоуверенность и высокомерие не дают тебе понять, что ты превращаешься в монстра, — выплевываю я. — Тебе жаль свою неспасенную первую собаку, зеленую мартышку Тимофея, но совершенно не жаль меня.

Верещагин тяжело дышит, опустив руки и не пытаясь меня схватить.

— Я дочь Верещагина. Какое отношение я имею к истории наших отцов? Это подло — пытаться использовать меня в качестве орудия возмездия, — мне становится холодно, и я обхватываю свои плечи руками.

— Подло?! — почти рычит Верещагин. — Подло использовать влюбленную в тебя женщинуза спиной верящего тебе мужчины. Подло замаскировывать под чувства элементарную жадность и стремление к выгоде. Подло не выстрелить в упор, а вложить огнестрельное оружие в руки самой жертве. Подло высказывать соболезнование убитой горем вдове и пытаться предложить помощь сыну, зная, что помогал погибшему нажимать на курок.

— Повторю свой вопрос, — настаиваю я. — Меня в этой цепочке твоих рассуждений нет.