Книга Ночная радуга, страница 46 – Жанна Володина

— Мы и не знали, что ждем тебя, — говорит Никита, подозрительно глядя на мать и подругу детства.

— Вот как? — поджимает полные губы Елена и смотрит на меня, безотрывно, практически не мигая.

— Лера! Это моя… знакомая. Елена, —цедит Верещагин, не скрывая, что недоволен ее появлением.

— Очень приятно! — реагирую я, потому что мне действительно приятно. Приятно видеть, как неприятно Верещагину.

— Можно ужинать или еще кто приглашен? — Таисия Петровна вопрошающе смотрит на сына.

— Садимся! — вмешивается Рита, берет меня за руку и тянет к столу.

Странная женщина… Ровесница Верещагина, ей должно быть почти сорок, а ведет себя как двадцатилетняя. Но это не вызывает отторжение, наоборот, симпатию.

Во время ужина мать Верещагина выполняет свое обещание и обстоятельно меня допрашивает:

— Чем занимаетесь, Валерия?

— Сейчас или вообще? — осторожно спрашиваю я, пытаясь выбрать причину ее неприязни к себе.

Причин таких может быть сколько угодно: от паталогической нелюбви к женщинам сына вообще до неприятия меня конкретно.

— Профессия у вас есть? — нелюбезно уточняет Таисия Петровна, слегка скривившись.

— Ты, наверное, модель или актриса? — доброжелательно улыбаясь, подсказывает мне Рита. — Не учительница же? И не библиотекарь, как я?

Елена Барон фыркает на эти Ритины слова, изящно накалывая на вилочку кусочек сыра.

— Не библиотекарь, — улыбаюсь я Рите и смотрю на «свекровь». — Я врач. Педиатр.

Лица у Таисии Петровны, Елены и даже Риты вытягиваются в неподдельном удивлении.

— Педиатр? — пораженно переспрашивает Рита, словно я сообщила им, что работаю токарем-фрезеровщиком шестого разряда. — Да ладно!

— Лера работает по специальности, — подключается к разговору Никита. — И она очень хороший врач.

— Откуда ты знаешь? — кривится в подобие улыбки Елена. — Успел полечиться у Валерии?

— Это наши любимые игры: строгий врач и послушный пациент, — отвечает Верещагин, лениво глядя на Елену. — Как познакомились, так и играем.

Варька сейчас бы покраснела, вскочила и сказала что-нибудь уничижительно умное. Сашка воткнула бы вилку в его красивую ладонь и наблюдала бы за тем, как красиво бежит кровь на белоснежную скатерть. Я же просто положила свою руку на его ногу под столом, сразу почувствовав, как напряглись его мышцы, и промурлыкала, медленно проводя рукой по внутренней стороне бедра:

— Перестань смущать меня, Ники!

— Ники? — мать Верещагина кашляет, сам же он напрягается еще больше и скрипит (клянусь!) зубами в буквальном смысле этого слова.

— У вашего сына чудесное имя! — почти пою я, убирая руку. — И так ему идет!

— Спасибо, — растерянно отвечает мне Таисия Петровна и вспоминает свой первый вопрос. — Надеюсь, сейчас, после… свадьбы вы не будете работать… врачом?

Пока я не спеша обдумываю ответ, Елена Барон, еще изящнее, чем до этого кусочек сыра, накалывает на вилку оливку и обращается к моему «мужу», не давая мне ответить:

— Никита! А разве свадьба уже была? Ты скрыл от нас свою невесту, потом жену. Неужели мы лишились еще и праздника?

— Сейчас это модно! — бросается защищать скрытных молодоженов Рита. — Да и тебя это не касается вовсе!

— Рита! — морщится Таисия Петровна. — Не тарахти, дай поговорить спокойно! Хотя… Сын, ты удивил и меня. Я знаю, как раздражают тебя журналисты и пресса, но не сказать матери!