Книга Ночная радуга, страница 38 – Жанна Володина

Это равнодушие дается мне непросто, даже тяжело. Его близость, его запах, его взгляд — всё давит на меня гранитной плитой превосходства, злости и презрения.

— И? — торопит меня с разъяснениями Верещагин, не двигаясь и продолжая нависать надо мной.

— И я вполне могу подождать, когда этот фарс вам надоест, — доверительно сообщаю я, улыбнувшись и храбро наклонившись вперед, так, что мое дыхание смешивается с его. Он всё-таки дышит: мелко, рвано, еле заметно.

— Рискуешь… — предупреждает меня Верещагин.

— Чем же? — осторожно интересуюсь я.

— Свободой, — просто и быстро отвечает мужчина, наконец, откинувшись назад и дав мне возможность свободно вздохнуть.

— Вы считаете брак противоположностью свободы? — делаю вид, что удивлена и хочу получить ответ на свой глупый вопрос. На самом деле, то, что для Верещагина брак — форма зависимости женщины от мужчины и ее подчинение, понятно и без его объяснений.

— Тебе в третий раз напомнить про патриархат? — цинично ухмыляется «муж», этакий носитель политической власти и морального авторитета.

— Не хватает контроля и лидерства в жизни? — иду я в атаку, разозлившись и тщательно скрывая свою злость. — Решили иметь привилегии за счет слабых женщин?

— А кто будет защищать этих женщин от них же самих? — неожиданно жестко спрашивает Верещагин. — От глупых, нелепых поступков, которыми они калечат и свои, и чужие жизни?

Это звучит грубо, лицемерно. Возможно, жизнь вынудила Верещагина обрасти таким безнравственно толстым панцирем. Скорее всего, настоящие живые женщины своими поступками заставили его по кирпичику выстроить настолько циничное мировоззрение и окружить себя высокой стеной презрения к женщине. Но ведь должна же быть у него мать? Та женщина, которая любит и бережет, лаской растапливает безразличие и создает образ любимой женщины на долгие годы.

— Гендерные аспекты власти— тема, конечно, интересная, но не для меня, — сообщаю я Верещагину.

— Почему же? — обманчиво лениво спрашивает мужчина, спокойно начиная ужинать. — Господство мужской физической силы обусловлено историей и физиологией.

— Тогда и размножайтесь без нас, — так же лениво советую я. — Раз такое превосходство.

— Для этого есть вы, — продолжает насмехаться надо мной Верещагин и вдруг с горечью добавляет. — Но вы и это умудряетесь испортить.

— Кто она? — спрашиваю я и вижу, как каменеет его холеное лицо.

— Она? — обманчиво спокойно переспрашивает он.

— Та, которая прошлась по вашему самолюбию и достоинству асфальтовым катком? — объясняю я очевидное мне.

Он резко выбрасывает руку вперед и больно сжимает мое запястье.

— Странные фантазии! — обвиняет он меня. — Что наговорил тебе Вяземский?

— Илья Романович Вяземский, — тяну свою руку к себе, пытаясь освободиться, — ничего мне про вас не наговорил. Я пришла к этому выводу самостоятельно, а вы мне в этом помогли. Ваше женоненавистничество…

— Я люблю женщин, — тягуче медленно отвечает на мои нападки Верещагин, не отпуская моей руки и сжимая ее еще крепче. — Хочешь это испытать?

— Странная у вас любовь, — отбиваюсь словами, так как руку мою не отпускают. Можно, конечно, закричать, привлекая внимание, но не буду доставлять ему удовольствие демонстрацией собственной беспомощности.

— Не надо выставлять меня женофобом! — моя рука теперь свободна, но на запястье точно останутся синяки. Гематомы — неизменный спутник наших встреч.