Книга Ночная радуга, страница 27 – Жанна Володина

— А должна? — спокойно отвечаю я вопросом на вопрос.

Мужчина искренне-недоверчиво вглядывается в мое лицо в поисках фальши.

— Всё еще интереснее, чем я предполагал, — негромко говорит он. — Так как? Виктор остается возле вас — мы встречаемся ежедневно.

— Объяснения не было, — напоминаюя, ничего не понимая.

— Не хочу обгонять Вяземского. Пусть попробует первым. Ну уж если не решится… — мужчина вдруг резко протягивает правую руку в мою сторону и хватает меня не за руку, а за левое колено.

Крепкий захват сильных пальцев от неожиданности почти обжигает — я непроизвольно дергаюсь, но захват только усиливается. Точно будут если не ожоги, то синяки.

— Так вам нужен Виктор? Мы договорились? — каждое слово сопровождается дополнительным нажатием на колено.

— Отец просил меня не общаться с вами, — подбрасываю я новую тему для разговора.

— Неужели? — смеется мужчина открыто и искренне. Смех этот отправляет новую волну кипятка к моему затылку. — Вот так просто? Не общаться?

— Но это действительно просто, — с достоинством отвечаю я, не понимая причины странного веселья. — Разве нет?

— В нашей с вами ситуации это крайне сложно, — иронизирует мужчина, и понятнее не становится.

— Между нами есть ситуация? — спрашиваю я, глядя на свое колено, накрытое его ладонью. Боюсь, травма мне обеспечена: хватка не ослабевает.

— Спросите у Вяземского, — снова советует мужчина, начав круговые поглаживающие движения по моему многострадальному колену.

— А если он не скажет? — вдохнув, спрашиваю я, почувствовав прилив чего… возбуждения против воли?

— А вот если… — ласка моего колена сбивает с ровного дыхания хозяина руки, и он тоже не справляется с дыханием, только не вдыхает, а выдыхает, рвано, дергано, — Если он вам не скажет — тогда скажу я.

— Виктор Сергеевич? — напоминаю я.

— Он ваш, — отвечает мужчина, убирая руку с моего колена и выходя из автомобиля.

На водительское место садится Виктор Сергеевич, встречаясь со мной взглядом в зеркале заднего вида. Его серые глаза смотрят на меня внимательно, спокойно.

— Простите, — говорю я, не отводя взгляда.

Виктор Сергеевич улыбается мне в ответ и говорит:

— Всё в порядке. Вам не за что извиняться, Валерия Ильинична. Спасибо вам за помощь. Я ее недостоин.

— Как знать, — пожимаю я плечами. — Жизнь покажет, кто чего достоин.

— Вы мудро рассуждаете, — улыбается он.

— Долго живу, — шучу я. — Тридцать — это вам не двадцать.

— Несомненно, — с достоинством наклонив голову в знак согласия, отвечает мне Виктор Сергеевич.

С отцом я встречаюсь только за завтраком на следующийдень. Он расстроен и молчалив, видно, что какие-то мысли не дают ему покоя.

— Мы поговорим? — мягко спрашиваю я, пытаясь встретиться взглядом с глазами отца, которые он почти прячет.

— Мне не хотелось бы погружаться в эту тему, — честно говорит отец, наконец, перестав отводить взгляд.

— Но придется, — спокойно настаиваю я.

В отличие от взрывной Сашки и чувствительной Варьки, я редко волнуюсь или выхожу из себя.

— Лера! — эмоционально просит мой, в сущности, неэмоциональный отец. — Пусть эта старая история пройдет стороной. Всё уже случилось, и мы можем не говорить об этом.

— Не говорить о нем? — уточняю я, отодвигая тарелку с творогом. — Почему?

— Потому что этого человека не должно быть в нашей жизни — и его там не будет! — теперь передо мной мой отец, Вяземский Илья Романович, жесткий, непримиримый, чужой.