Книга Ночная радуга, страница 111 – Жанна Володина

— За одни волосы можно душу отдать, — серьезно говорит Никита и задумывается, словно прикидывает, делать это или нет.

— Не стоит, — тоже серьезно не советую я. — Обмен неравноценный. Душу потратишь, а добыча не окупится.

— Я ее уже потратил, — хмурится Верещагин, наматывая мои волосы на руку. — Давно.

— Хочешь утащить в пещеру? — желчно интересуюсь я, дернув головой, плененной жестким захватом. — На эту прическу потрачен час жизни и довольно солидная сумма.

— Я отдам и то, и другое, — обещает Никита, ожидаемо целуя меня.

Теплые терпкие губы со вкусом виски и табака нежно прижимаются к моим, поджатым и пресным. Верещагин на пару секунд отстраняется, чтобы еще раз всмотреться в мое лицо, потом прижимается снова, терпеливо раскрывая и возрождая к жизни мои мертвые губы, становясь всё более настойчивыми.

— Не ответишь? — спрашивает тяжело дышащий мужчина, прислонившись лбом к моему лбу.

— Нет, — говорю я, пытаясь отстраниться, но он мне не дает этого сделать, продолжая попытки вызвать отклик хотя бы в виде трепета.

Проходит несколько томительных минут, и в тот момент, когда я чувствую, что тело тридцатилетней одинокой женщины уже готово отдельно от мозга сдаться этим рукам и губам, сдается он.

— Такое впечатление, что ты тренировалась! — горько усмехнувшись, бросает мне Верещагин, ссаживая меня на диван и резко вставая.

— Чтобы что? — выдыхаю я, мысленно благодаря «мужа» за нетерпеливость.

— Чтобы ставить мужчин на место! — рычит Верещагин, отходя к окну.

Поскольку я не отвечаю, Никита спрашивает:

— Что молчишь?

— Ты сердишься, когда я упоминаю свой опыт общения с мужчинами, — напоминаю я.

Верещагин чертыхается. Я достаю телефон из сумочки, чтобы позвонить отцу, но связи нет.

— Странно… — бормочу я, встав и передвигаясь по комнате, чтобы поймать сеть. — Где есть связь? На улице?

— Нигде, — на каменном лице Верещагина живыми кажутся только глаза. — Ни в доме, ни на участке по всему периметру.

— Так бывает? — сомневаюсь я. — Мы же не на болотахи не в глухом лесу, а в пределах города.

Верещагин продолжает молчать, и я догадываюсь:

— Ты глушишь сигнал?

— Да, — спокойно отвечает он. — Иначе нам не дадут поговорить.

Я отхожу к окну и молча долго смотрю на уже темный двор, дорожки которого подсвечены теплым желтым огнем садовых фонарей.

— Говори, — негромко предлагаю я.

Верещагин подходит сзади и кладет тяжелые ладони на мои плечи.

— Давай попробуем жить вместе по-настоящему. Как муж и жена, — предлагает мужчина моему напряженному затылку.

— Бред! — отвечаю я, не оборачиваясь. — Не сработал план А, пытаешься запустить план Б?

— Естественно, — настойчиво нетерпеливые мужские губы нежными лепестками касаются косточки за левым ухом.

— Надеешься на получение моего наследства? — устало ухмыляюсь я. — Реально веришь в такую возможность?

— Это слишком далекий путь. Твой отец крепок и силен. Ждать его смерти глупо и долго, — от такой откровенности мне становится не по себе. — Само наличие меня в качестве твоего мужа и его зятя уже достаточное наказание для него.

Медленно разворачиваюсь к нему лицом и спокойно отвечаю на его слова:

— Ты не просто одержим местью. Ты болен. Это я тебе как врач говорю. Пора прекратить все эти игры. Ты давно заигрался.

— Эмоционально вжился в образ, — темно-карие глаза Верещагина горят черными угольками. — Продуктивно и перспективно получилось. Сегодня я видел, как все мужчины в зале смотрели только на тебя.