Книга Тысяча и одна тайна парижских ночей, страница 13 – Арсен Гуссе

В этот день монсеньор Сатана звал меня в лес.

Его лошадь – самое капризное в мире животное, родившееся на заводе герцога Гамильтона. Все любовались ею, поэтому она капризничала, как захваленный актер; например, хотела во что бы то ни стало идти на двух ногах, будто человек, подняв две остальные с радостным ржанием.

Мы ехали в баснословно легком экипаже, так что я считал себя на волосок от смерти и не рассчитывал на спасение. Раз взял вожжи: лошадь принялась вальсировать, толкая все проезжавшие экипажи.

– Роза! – крикнул дьявол Розе-из-Роз, вышедшей из экипажа на берегу озера. – Помогите укротить лошадь, с которой вы так хорошо управляетесь.

Действительно, Роза некоторое время владела этой сумасшедшей кобылой. Она уверенно подошла к животному, говоря с ним ласковым и твердым голосом. Лошадь, казалось, узнала Розу, навострила уши и стала перед ней как вкопанная.

– Видите ли, – сказала нам Роза, – мне стоит сказать слово, и все повинуются. – Потом прибавила: – Как люди, так и животные. – И принялась ласкать свою старую подругу. – Теперь можете продолжать свою прогулку; лошадь полетит как стрела.

– Услуга за услугу, – сказал дьявол Розе, – сегодня вечером умрет один из ваших друзей; навестите его около полуночи.

Едва мы успели поклониться, как были уже далеко.

– Что значат ваши последние слова? – спросил я у спутника.

– Не знаю еще сам, что случится, – ответил он, – но знаю, что готовится странная драма. По возвращении из леса мы отправимся, если угодно, взглянуть на эту кровавую комедию.

Через полчаса мы оказались на проспекте Эйлау, в маленьком старинном отеле; разумеется, дьявол не замедлил предложить мне историю.

В комнате собрались пять человек, не считая умирающего: священник, напутствовавший его и оставшийся поговорить; сестра милосердия, читавшая отходную; лакей, поддерживавший умирающего; старый друг, желавший закрыть ему глаза; наконец, врач, удивлявшийся медленному наступлению смерти.

– Кончено, – сказал вдруг врач.

Лакей отнял руки от покойного, священник подошел к постели, старый друг нагнулся над ним, взяв его за руку.

– Мой лучший друг! – прошептал он.

Этот единственный друг покойного был Лашапель, спортсмен, занимавшийся исключительно лошадьми и хорошенькими женщинами.

Был декабрьский вечер, но подступала ночь, ибо небо покрылосьгустыми тучами; поэтому зажгли свечи на камине, хотя было еще только четыре часа.

Сестра милосердия, подумавшая обо всем, вышла и почти в ту же минуту возвратилась с двумя восковыми свечами, которые поставила возле смертного одра.

Недалеко от постели находился сосуд для святой воды в виде ангела, который несет младенца на небо, – чудное произведение византийского художника. Сестра милосердия обмакнула древесную ветвь в святую воду и окропила лицо умершего.

В комнате царило глубокое молчание, побудившее кухарку Викторию сказать:

– Точно боятся разбудить бедняжку!

Этот бедняжка был виконт Арман де Мармон, который еще в ранней молодости отличался задорной гордостью в модном свете. Он вступил на дипломатическое поприще, но, в сущности, жил сложа руки, хотя имел весьма ограниченное состояние.

Он был беден и дерзок, ни с кем не уживался и ссорился со всеми. Доброе сердце и плохая голова. У него остался только один истинный друг. В минуты гнева он восстановил против себя всех своих знакомых.