Книга Хозяйка заброшенного замка, страница 29 – Надежда Соколова

Самым важным делом стала маленькая фамильная часовня в западном крыле. Её использовали только для отпеваний, и она пребывала в запустении. Мы с Дереком, Ирмой и Якобом взялись за нее сами, без слуг. Вымели паутину и мышиный помет, протерли пыль с деревянной скамьи и маленького алтаря. Якоб нашел где-то ветви вечнозеленого падуба и можжевельника, и Ирма сплела из них простые, но красивые гирлянды, которые мы развесили на стенах. Дерек принес из своих вещей небольшую икону Покровительницы Очага — простую, деревянную, но старую и почитаемую. Мы поставили ее на алтарь. Когда работа была закончена, и в часовне зажгли свечи, отблески пламени заиграли на темном дереве и серебре хвои. Она перестала быть склепом. В ней появилось ожидание жизни.

По ночам, когда суета затихала, на меня накатывали приступы паники. Кто я такая, чтобы выходить за советника императора? Справлюсь ли с ролью графини? Не стану ли обузой? Но каждое утро, видя, как Дерек на кухне обсуждает с Ирмой закупки или как он внимательно слушает моё мнение о выборе ткани для занавесей в спальне, я успокаивалась. Он не хотел сделать из меня столичную даму. Он, казалось, ценил именно ту, кто я есть здесь — хозяйку этого замка, пусть и бедную, но умеющую ценить простые вещи.

И вот однажды, за пару дней до свадьбы, мадам Леруа объявила, что платье готово для окончательной примерки. Она одела меня, поправила каждую складку, накинула на голову эфирное покрывало из того же кружева. И подвела к высокому зеркалу, которое привезли слуги.

— Взгляните, госпожа, — сказала она тихо.

Я подняла глаза. И замерла. В зеркале стояла незнакомка из моих снов и не я. Это была я, но… преображенная. Платье не подавляло меня, а служило оправой. Лицо, обычно бледное от усталости и холода, теперь горело внутреннимсветом — волнением, надеждой. В глазах, широко раскрытых, читался не только страх, но и решимость.

— Я… — начала я и запнулась.

— Ты прекрасна, — с другой стороны комнаты сказал Дерек. Я не слышала, как он вошел. Он стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на меня. В его взгляде не было ни восторга, ни оценки. Было глубокое, бездонное удовлетворение, как у человека, нашедшего наконец то, что долго искал. — Совершенно прекрасна.

В тот момент все сомнения, вся суета подготовки отступили. Осталась только эта картина в зеркале: он, я и отражение нашего общего будущего, застывшее в серебре шелка и тихом сиянии свечей. Приготовления подходили к концу. Скоро начнется сама жизнь.

Утро моей свадьбы началось не с трелей птиц, а с нервного трепета в животе, будто там поселился рой бабочек из льда и огня. Солнце еще только золотило края снежных сугробов за окном, когда в мою спальню вошла Ирма. Несла не обычный завтрак, а маленький поднос с чашкой крепкого, сладкого чая и ломтиком имбирного пряника.

— Ешь, — сказала она своим обычным немногосложным тоном, но в ее хриплом голосе слышалась непривычная мягкость. — День длинный будет.

Пока я пыталась проглотить крошки, не дав им встать поперек горла, в комнату вплыла мадам Леруа со своей помощницей. Начался священный ритуал облачения. Сперва — тончайшая льняная сорочка, потом — сложная система шнуровок и кринолина, придававшая платью нужный силуэт. И, наконец, само платье. Шелк, холодный и тяжелый, лег на плечи, как вторая кожа, но куда более прекрасная. Мадам Леруа застегивала бесчисленные крошечные пуговицы сзади, ее пальцы порхали с гипнотической быстротой. Потом волосы — их не стали укладывать в сложную прическу, лишь тщательно заплели в косу, уложив ее короной на затылке, и укрепили серебряными шпильками. Фата из воздушного кружева, похожая на застывшее облако, была закреплена на тех же шпильках.