Книга В твой гроб или в мой?, страница 115 – Жаклин Хайд

Она сказала «Ты укусил меня», будто не сомневалась в том, что я вампир, и ее вопрос был простой формальностью. Она выглядит любопытной, взволнованной, но я также вижу нерешительность в ее глазах.

Хотел бы я знать, что творится у нее в голове прямо сейчас, но, к сожалению, у меня осталось всего несколько минут до того, как мне нужно будет уйти. У Обри сегодня мероприятие, а я пришел сюда всего на несколько минут, чтобы собраться с мыслями и отдохнуть. Я не ожидал, что она все еще будет здесь, и что моя потребность в ней окажется настолько сильной. Я не хотел так рассказывать ей о том, кто я есть, но не могу взять свои слова обратно, да и не хочу.

— Я знаю, что для тебя, как для человека, это должно быть удивительно, но обещаю, что все будет хорошо, — я легкими круговыми движениями потираю костяшки ее рук, успокаивая себя настолько, насколько, надеюсь, успокаиваю и ее страхи. — Я хочу, чтобы ты знала, я бы никогда не причинил тебе боли, — затем, надеясь поднять ей настроение, я позволил натянутой, но в остальном очаровательной улыбке осветить мое лицо. — Если только это не заставит тебя снова выкрикивать мое имя, как в душе.

Она должна знать, что я бы никогда не захотел причинить ей какую-либо боль. Если мой укус будет слишком сильным и неприятным, ей не нужно бояться, что я снова буду питаться от нее, даже если это убьет меня.

Ее щеки раскраснелись, показывая, что я не выпил слишком много. Затем ее взгляд падает на полуразвалившуюся скамейку, которую мы чуть не уничтожили в душевой кабинке, и ее сердце снова забилось по вполне понятной причине.

— Не могу поверить, что вампиры существуют.

— Кто мы такие, неизвестно и по большей части скрыто, Обри. Существуют правила, обеспечивающие безопасность нашего вида. Ты не можешь никому рассказать, кто я такой или что я действительно существую. Я — всего лишь сказка и, очевидно, влажная мечта гота, но это все, чем мне нужно быть для людей.Мечта, миф, ложь.

— Тогда зачем ты мне это рассказываешь? — она прикусывает губу, что мгновенно вызывает желание завладеть ее ртом в поцелуе. Ее сердцебиение замедляется, а дрожь ослабевает.

— Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, верила, что ты в безопасности, — я накрываю ладонью ее щеку и провожу большим пальцем по губе, чтобы остановить непрекращающееся покусывание. — Ты дашь мне время до вечера, чтобы все объяснить?

Она прекращает дуться и становится милой.

— Почему не сейчас?

Улыбка растягивает мои губы, и я просто благодарен, что она не психует. Это то, что мне нужно — чтобы Обри успокоилась и приняла то, что может на данный момент.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее рядом с ушком и говорю:

— Потому что одна женщина из социальных сетей захотела устроить бал в моем доме, и многое еще предстоит сделать, — у нее перехватывает дыхание, когда я кусаю ее за мочку. — И мы оба знаем, что Дойл будет реветь и биться в истерике, если я не выполню свою часть работы.

Наконец-то я получаю то, что хочу. Она издает тихий смешок, и этот звук — музыка для моих ушей.

— Он действительно любит поистерить.

Все вокруг снова становится красным, и я трясу головой, чтобы прояснить зрение. Я смотрю на Обри, и все мое тело сжимается. Черт возьми, даже сейчас я все еще хочу снова впечатать ее в стену. Я как агрессивная горилла в брачный период.