Книга Перепрошит тобой, страница 90 – Жаклин Хайд

— Она не открывается, — говорю я, чувствуя себя заторможенной, нарастает недоумение, потому что я понимаю, почему она не открывается — она заперта. Дрожа, я протягиваю перед собой руки и понимаю, что трясусь слишком сильно, чтобы суметь вскрыть замок, будь у меня даже хоть приличная шпилька.

— Подвинься.

Фрэнк сжимает руку, и дверь поддается. Мои глаза вылетают из орбит при виде изуродованной металлической ручки, к которой я прикасалась мгновение назад, и он практически вталкивает меня внутрь, с силой захлопывая дверь за нами.

Я поднимаю взгляд на высокие кремовые потолки и деревянные балки, перекрещивающиеся над головой, и легкая морщинка пролегает между бровей от того, как украшено это место: огромные охотничьи портреты во весь рост на деревянных стенах между большими стеклянными окнами — полная противоположность особняку.

Бросив взгляд на паркетный пол под ногами, я морщусь. Мне не нравится, что я стою вся мокрая на том, что, уверена, является оригинальным покрытием, но я не могу сдвинуться с места.

— Так холодно, — бормочу я и съеживаюсь на месте, конечности отказываются слушаться.

— Глупая женщина, — говорит Фрэнк, внезапно возникая передо мной, и наклоняется, легко подхватывая меня на руки.

Я обвиваю руками его шею и просто принимаю это, мне нравится, что мне не приходится гадать, выдержит ли он мой вес. Этот мужчина просто громила.

Зубы стучат, кожа так покрыта мурашками, что кажется, будто я никогда снова не согреюсь. Холод пробирает до костей.

— Знаешь, в последний раз мне было так холодно, когда я провалилась под лед на озере. Обри спасла меня, — выпаливаю я, сама не зная, зачем ему это рассказываю, мой мозг затуманивается и превращается в кашу.

Он проходит через несколько дверных проемов, но у меня нет возможности осмотреться, потому что веки то и дело закрываются, и голова бессильно болтается на его массивном плече, пока он несет меня, как младенца.

Звук, полный страдания, вырывается из моих губ, когда он ставит меня на подкашивающиеся ноги и насильно возвращает к сознанию. Он легко придерживает меня, пока я не прихожу в себя достаточно, чтобы стоять, и я понимаю, что все еще дрожу.

— Стой смирно, пока я раздену тебя. У тебя гипотермия⁵⁰, — констатирует он и отступает на шаг.

Так вот что со мной? Усталость вгрызлась в кости, конечности словно налились свинцом. Фрэнк начинает стаскивать с меня свитер, и я закрываю глаза всего на секундочку.

— Не спи, — говорит он, снимая свитер через голову.

Боль жалит меня пониже спины, когда его ладонь обрушивается на меня с оглушительным мокрым шлепком.

— Прекрати, — ворчу я, решая, что разберусь с его странным рукоприкладством позже. Я так устала. Морщинка снова появляется между бровей, когда Фрэнк бормочет что-то, подозрительно похожее на «упрямая особь», и стаскивает с меня одежду, сдергивая мокрые тряпки.

Я дрожу на месте, тщетно пытаясь заставить зубы не стучать, пока он снимает брюки с моих полных бедер. Сквернословия и проклятия беззвучно слетают с его губ.

Едва я оказалась голой, как меня обернули в толстое мягкое одеяло, поволокли и усадили на диван перед уютно потрескивающим камином. Я откинулась на подушки, чтобы дать отдых глазам, под мягкие звуки того, как Фрэнк возится по комнате. Я постепенно согреваюсь.