Книга Все проклятые королевы, страница 2 – Паула Гальего

Каждый шаг отзывается режущей болью в груди, и когда Одетта останавливается перед очередным Львом, я падаю на колени, чертыхаясь сквозь зубы.

Я не могу помочь ей. Не в таком состоянии.

Мне остаётся лишь наблюдать, как она снова вступает в бой со своим противником, и, после схватки, которую я не думал когда-либо увидеть, Одетта обезглавливает его одним резким ударом.

Ей приходится вернуться за мной, поднять меня на ноги и снова повести вперёд…

Но далеко уйти мы не успеваем. Одетта резко выпускает мою руку, оборачиваясь к солдату, который едва даёт ей время на передышку. Она выглядит усталой. Несмотря на её ловкость и силу, о которой я даже не подозревал, этот противник оказывается искуснее других, и она, похоже, вымотана.

Я опускаюсь на одно колено, выхватываю меч из рук последнего павшего врага и с трудом поднимаюсь, когда ещё один стражник преграждает нам путь. Я едва успеваю блокировать первый удар, сдерживая дрожь, которая начинается в пальцах, пробегает через запястье и предплечье и достигает плеча, словно разряд, сжигающий мышцы и нервы.

Перед глазами всё расплывается, и я могу отразить следующий удар лишь интуитивно, но это не спасает меня от падения на землю, где солдатставит ногу мне на грудь.

Перед глазами — только красный цвет.

Срывается крик боли.

— Ты — предатель, — выплевывает он, поднимая меч над головой.

И в этот момент Одетта налетает на нас, словно тень из света и крови, расправляясь с моим противником двумя стремительными движениями, которые оставляют её беззащитной и уязвимой на слишком долгий миг. Слишком долгий.

— Одетта! — кричу я.

Но уже слишком поздно.

Когда она оборачивается, Лев уже слишком близко, и его клинок вонзается ей в бок.

Она вскрикивает, но не позволяет боли остановить её. С силой снова сжимает оружие и бросается на него с яростной атакой, вынуждая его отступить.

Несмотря на то, что он ранил её, я сомневаюсь, что этот солдат хочет её смерти. Даже если у них не было времени получить чёткие приказы, маловероятно, что короли согласились бы на её убийство в бою. Её хотят живой, здоровой и в сознании, чтобы она стала свидетелем собственного позора, своего публичного наказания, которое станет страшным примером для любого, кто посмеет предать, и войдёт в историю, как самый ужасный кошмар.

Каждая клетка моего тела стремится погрузиться в забытье. Пульсирующая боль пронзает мою грудь, разливаясь по рёбрам.

Дышать становится всё труднее.

Одетта защищается с огромным трудом, её движения становятся всё более тяжёлыми и медленными, лишёнными прежней грации. А солдат, который тоже ранен, теперь нападает на неё с такой яростью, что невозможно поверить, будто ему нужно оставить её в живых.

Я пытаюсь подняться, но это бесполезно.

Одетта наносит серию рискованных ударов, оставляя себя беззащитной с опасной небрежностью.

— Одетта… — пытаюсь предостеречь её.

Каждый звук, вырывающийся из меня, словно удар ножа. В лёгких ощущение разбитого стекла.

Она меня не слышит. Она продолжает, и снова, и снова… пока не вынуждает солдата отступить, сделать неловкий шаг назад, поднять меч, чтобы защититься, и тогда… я замечаю рукоять её кинжала, торчащую из его горла.

Среди оглушительного грохота сражения их взгляды встречаются. Его глаза полны ужаса и ярости; её — неподдельного удивления. Капля крови стекает с губ солдата, который в последнем усилии яростно шепчет: