Книга Все потерянные дочери, страница 201 – Паула Гальего

Он понимает, что я говорю от чистого сердца и из глубины души, исходя из истины, которую мне открыли, которую я почувствовала костями, учасьиспользовать свою силу. Я говорю ему и о своей тьме, говорю о деревне, которая теперь живет под вечной ночью, потому что хочу, чтобы он знал всё и понимал: я не опускаю плохие моменты, даже те, что пугают больше всего.

Единственное, что я опускаю, — это имена. Я не говорю о Кириане, ни о Нириде, ни о Еве. Не хочу подвергать их опасности, если всё пойдет не так.

К тому времени, как я заканчиваю, уже темнеет. Ночь царапает небосвод, и последний лоскут янтарного света ласкает наступающие сумерки. Мы сидим под навесом беседки, где холод нас не беспокоит.

Не знаю, заметил ли Лоренцо, что мы единственные, кто остался в саду; что все остальные сбежали, как только дрожащее тепло зимнего солнца покинуло дорожки. На нем даже нет плаща или чего-то, что защитило бы от погоды, и если бы я сняла свой, он бы тоже этого не почувствовал. Моя магия греет нас обоих.

Когда я заканчиваю, я позволяю тишине потанцевать между нами несколько минут. Затем предлагаю ему то, что мне самой столько раз хотелось получить.

— Хочешь что-нибудь спросить?

Лоренцо, кажется, обдумывает это. Кусает нижнюю губу. — Только одно. — Он смотрит на меня, и в его глазах я вижу себя несколько месяцев назад. Вижу страх, вижу боль и неуверенность. Вижу надежду. Вижу всё. — Почему ты вернулась?

Это сложный вопрос. Его острые края царапают мне горло, пока я перевариваю его. Но это Лоренцо, думаю я. Но это тот, кто бросил тебя, говорю я себе следом.

— А ты как думаешь?

Лоренцо встает, делает два шага вперед, потом два назад, уперев руки в бока. Проводит ладонями по волосам.

— Я уже не знаю, что думать, Одетт. Кажется, я не знаю этого с тех пор, как мою миссию объявили завершенной. Или, может быть, с еще более ранних пор: с тех пор как ты сбежала, с тех пор как сражалась в войне за Эрею и разрушила стены Львов.

Он ждет, что я скажу ему. Но предостережение пульсирует в висках, заключенное в воспоминании о нашей последней встрече, когда я верила, что мы начнем новую жизнь вместе, вдали от Ордена, а он уже знал, что мы больше не увидимся… или должен был так думать до сих пор.

— Я могу научить тебя использовать твою силу, — говорю я вместо этого, и он моргает, удивленный; это не то, что он ожидал услышать. — Могу научить и Леона, хотя ему, похоже, помощь не особо нужна. Может, и онмог бы нам помочь.

Лоренцо возвращается ко мне и тяжело опускается рядом, подавленный. — Леон не такой, как ты думаешь.

Я напрягаюсь. — Что ты имеешь в виду? — То, что сказал.

У меня вырывается смешок. — Ты ничего не сказал, Лоренцо.

Он сглатывает. Что-то в том, как я его называю, заставляет его поднять голову. — Он не тот парень, которого мы знали, — говорит он мне.

— Хочешь сказать, время вне Ордена изменило его? Он качает головой. — Думаю, он был другим и раньше. Думаю, он изменился со смертью Элиана.

— Почему ты так говоришь?

Лоренцо смотрит на меня. Дневной свет медленно покидает сад, и тени всё больше скрывают его лицо. — Вчера я хотел рассказать тебе. — Он облизывает губы, словно пытаясь выиграть время. — Но мне не хватило смелости.

— Рассказать мне что, Лоренцо? Ему нравится слышать свое настоящее имя, так же как нравится мне.