Книга Все потерянные дочери, страница 187 – Паула Гальего

У меня пересыхает во рту. — Я не понимаю, — выдавливаю я, не в силах сдержаться и проявить хоть каплю того хладнокровия, которым, как мне казалось, я обладала.

— Я могу объяснить, — предлагает она, и я понимаю, что она ждет моего разрешения.

Я киваю, глубоко потрясенная, и Моргана… нет, Одетт, встает и подходит ко мне медленными, но решительными шагами. Я уже готова отступить.

— Мы столетиями воевали: короли против ведьм, ведьмы против смертных, короли против королей и ведьмы против ведьм… И всегда по одной причине, всегда из жажды власти, богатства или территорий. Всегда из страха и глупости. Невежество запустило жернова ненависти, на этот раз против самой магии, сущности каждого существа и твари, источника всей жизни. — Она слегка склоняет голову. — Ингрид правила в тот день, когда магия должна была умереть. Твоя бабушка, мать твоего отца.

Она делает паузу, подойдя ко мне, и рассматривает меня вблизи. Не ленится проследить за чертами моего лица, линией челюсти, выражением рта.

— Ты очень похожа на мать, но глаза — его. — Она слегка улыбается, а потом мягко качает головой, словно застряла в каком-то дрейфующем воспоминании и хочет от него избавиться. — Аарон и Моргана играли с силами, которых не понимали, создали хиру, объявили войну всем ведьмам, всем богам. У них были опасные союзники, колдуны и ведьмы, предавшие нас всех в надежде нажиться на уничтожении нашей земли.

Она кажется расстроенной, пока говорит, словно воспоминания причиняют ей боль. Вокруг меня ни души не шелохнется. Все наблюдают и внимательно слушают, а она говорит со мной так, будто мы одни в этом зале, будто все остальные не имеют значения. Потому что они всё это уже знают.

— Нужно было принимать трудные решения, но Ингрид отказалась. Она была старой, стала мягкой и трусливой, у неё кишка была тонка, чтобы это остановить. Она меня не послушала. Отправила сына на войну, мать своейвнучки… и убила их, — шипит она. Она отворачивается и несколько секунд молчит. Я задерживаю дыхание, пока она снова не поворачивается. Теперь боль сменилась глубоким взглядом, полным ненависти, злобы, гнева. — Если бы не твои родители, от Земли Волков ничего бы не осталось. Львы правили бы ею сейчас. А мы, ведьмы, стали бы лишь сказками, которые рассказывают детям.

У меня кружится голова. — Но, Моргана, ты… — Я качаю головой. — Ты продолжаешь сражаться против Волков.

— Потому что это единственный вариант, который оставила нам Ингрид своими решениями, тебе не кажется? — Я знаю, что это не настоящий вопрос, поэтому благоразумно молчу. — Без единого фронта, без твердого, благородного руководства, обладающего достаточной силой, чтобы противостоять невзгодам, история повторялась бы снова и снова, пока от нас ничего не осталось бы.

Я моргаю в замешательстве, потому что, кажется, понимаю, и, честно говоря, это… безумие. Я стараюсь, чтобы мое лицо не выдало страх, растворяющийся в венах, когда открываю рот и уточняю:

— Ты внедрилась к Львам, чтобы захватить контроль; сначала над ними, а потом и над Волками?

Дочь Мари кивает. Голос едва слушается меня. — А что потом?

— Я бы исцелила общество, народы и землю. Чтобы начать всё правильно с самого начала. Потом я бы перекроила мир.

Мир. Я чувствую, что меня тошнит.

— Вороны, Орден… — бормочу я и поворачиваюсь к людям, которые меня обучали, учили менять облик, лгать, манипулировать, стирать свою личность и всё, что делало меня уникальной. — Вы? Вы все Сыновья Мари?