Книга Все потерянные дочери, страница 171 – Паула Гальего

Сотни лет спустя, на другом мосту неподалеку, Волк чувствует, как жизнь утекает сквозь пальцы.

Он смотрит, как его любимая уходит, не оглядываясь.

И рана в животе теперь болит и вполовину не так сильно.

Едва она скрывается из виду, он чувствует, как кровь перестает хлестать, как смыкаются края плоти, как силы, покидавшие его, возвращаются в тело.

И он знает: это сделала она.

Он медленно поднимается на ноги и смотрит на следы, оставленные ею на снегу. Метель продолжает сыпать хлопьями, которые скоро погребут под собой эти отпечатки и кровь, что тянется за ними.

Кириан касается шрама за ухом — того самого, которого она коснулась за секунду до того, как вонзить в него кинжал.

Чтобы он доверился.

И он проклинает всё на свете.

Потому что он должен это сделать, потому что хочет. Доверие, однако, не имеет ничего общего с порывом, толкающим его броситься следом, убить того Ворона, что притворялся Эмбером, и вернуть её.

Как долго он выдавал себя за него? И как давно она этознала?

Волк сбивает костяшки в кровь о камни моста. Он чувствует, что у него не осталось сил бороться с самим собой.

Он потирает ушибленную руку, глядя на дорогу, уводящую её прочь.

— Будь ты проклята, Одетт.

— Что ты делаешь?

Хриплый голос заставляет его напрячься, но опасность миновала. Это Арлан; он неуклюже поднимается на ноги, и на его шее уже не осталось и следа от раны, что перерезала ему горло. Лишь воспоминание в виде крови на коже и мундире; следы пальцев, которыми Одетт сжимала его лицо, вымаливая ему жизнь.

— Арлан! Ты?..

Кириан бросается к нему и кладет руку на плечо, но Арлан тут же стряхивает её.

— Я в порядке, — заканчивает он. — Благодаря Одетт. Почему ты не бежишь за ней, Кириан?

Кириан понимает: теперь Арлан знает правду, его разум начал связывать нити воедино… хотя и не все, времени не хватило.

Ему чудится гнев в его глазах. Чудится боль.

Он знает это чувство; он испытал нечто очень похожее, когда осознал, что месяцами влюблялся в женщину, о существовании которой даже не подозревал. Он думает: быть может, сейчас Арлан осознает, что месяцами любил сестру, которая вовсе ему не сестра.

— Потому что я обещал ей этого не делать.

— Я стоял рядом, когда вы говорили. Ты ей ничего не обещал, — отрезает он.

Кровь засыхает у него на виске — память об умоляющих пальцах, пытавшихся удержать его в живых. Она обрамляет его зеленые глаза, так похожие на глаза Лиры, теперь темные и остекленевшие.

— Мы дали это обещание друг другу давным-давно, — отвечает тогда Кириан и отводит взгляд от дороги, по которой так жаждет пойти. Он закрывает глаза, устало. — Я не всегда его сдерживал, но сдержу сейчас.

Волк сжимает волю в кулак. Он глушит голос, что кричит ему следовать за ней, заставляет умолкнуть вопросы, сомнения и жгучий страх при воспоминании о снах с Эрио.

Он подходит к телу павшего короля и прижимает два пальца к его шее. Еще дышит. Еще жив.

Он выпрямляется. Смотрит вниз, на город, и решает вернуть себе солдата, стать тем, кого заслуживают Волки, тем, кто нужен ей.

Теперь он сомневается, сколько правды было в её словах; сколько было сказано ради того Ворона-шпиона. Возможно, возможно… Одетт не верила ни единому своему слову; но даже так Волк знает, что в одном она была права.

Он будет этим воиномдля них.

Он обнажает меч, но Арлан его останавливает.