Книга Все потерянные дочери, страница 136 – Паула Гальего

Хиру пятится и поднимается на задние лапы. Медленно он начинает меняться, а я встаю в полный рост.

Он заглотнул наживку.

И у меня есть шанс.

— Кириан, — шепчет тварь голосом, сотканным из воспоминаний и кошмаров. — Я хотел увидеть…

Я не даю ему закончить. На этот раз я не промахиваюсь.

Я делаю это так же, как с Эрис: быстрым, плотным и уверенным движением сношу ему голову.

Черная жидкость брызжет фонтаном, словно кровь.

Я смотрю на тело и головунесколько мгновений, и когда оно не шевелится, а густая жижа продолжает течь, я знаю, что убил его.

Я бегу к ребенку. Нельзя терять время. Хватаю его за руку, чтобы поставить на ноги.

— Ты в безопасности, — обещаю я.

Мальчик, которому не больше семи или восьми лет, продолжает смотреть на труп, оставшийся на мостовой. Когда всё закончится, нужно будет вернуться и предать эти тела достойному погребению.

Ему трудно идти. Он позволяет мне вести его, но спотыкается, оглушенный шоком, и в итоге я беру его на руки.

— Всё будет хорошо.

Я гадаю, на кого он так смотрит. Кого или скольких он потерял.

Я бегу обратно к кромке леса, где ждет другой мой солдат, чтобы эвакуировать выживших, которых я ему принесу, когда внезапно что-то пронзает мою грудь.

Я останавливаюсь посреди дороги.

Чувствую укол, настойчивую пульсацию, резонирующую вне моего тела.

И на этот раз я понимаю всё четко.

Это связь биотц.

Это Одетт.

Это длится всего мгновение, но извращенная мысль возвращает мне воспоминание о том видении, насланном Ингумой… и Эрио. Я вижу, как она берет костлявую руку бога Смерти, вижу её безжизненной в его объятиях.

Я вздрагиваю и пытаюсь успокоиться. Мой страх сейчас ей не поможет. Я смотрю по сторонам и понимаю, что не мог остановиться в худшем месте.

Ребенок, напуганный, не смеет ничего сказать у меня на руках. Его ручонки отчаянно цепляются за мою шею.

Я срываюсь с места и бегу туда, где мне машет солдат.

Я пытаюсь заглушить голос, кричащий мне, что я должен искать Одетт, потому что знаю: она будет в порядке. У неё есть Ева, есть Арлан, и, превыше всего, у неё есть она сама.

Однако по мере того как идут часы, битвы сменяют одна другую, и страх деабру пронзает меня снова и снова, я перестаю быть в этом так уверен.

Демоны Проклятой играют с моими глубочайшими страхами, и как бы я ни пытался отгородиться от них, скрыть свою уязвимость, они раз за разом находят черную нить, за которую нужно потянуть.

Я думаю обо всем, что отняла у меня война, думаю об Авроре, уверявшей, что моя смерть повлечет за собой и смерть Эдит… и неизбежно думаю о Тристане. Когда деабру удается вызвать во мне худшие ужасы, я снова вижу погребальный костер, в котором сжигали его тело, снег, тающий под его кровью… Потом кошмар меняется, и в кострегорит уже тело Нириды, а слышу я плач Евы. И в конце концов я снова оказываюсь в туннелях Эреи, но на этот раз не убеждаю Одетт, что мои раны могут подождать, и это она умирает у меня на руках: легкая, пустая, мертвая.

Связь продолжает пульсировать предупреждением весь остаток дня, и я не могу стряхнуть с себя ложное ощущение, что обнимаю её безжизненное тело.

АДАРА, ДОЧЬ МАРИ

Однажды ведьма, Дочь Мари, понимает, что она уже слишком стара, чтобы править. Она больше не хочет нести бремя короны и угрызений совести, которые всегда приносят с собой невозможные решения.