Книга Все потерянные дочери, страница 104 – Паула Гальего

Темная тень пробегает по её зрачкам, но даже если её лицо слегка омрачается — или, может быть, именно поэтому — она отвечает: — Давай сбежим.

Ночью выпал снег, и вся мостовая укрыта белым ковром, который наполняется следами и отпечатками ног по мере того, как мы углубляемся в город. Если осень в Илуне такая, могу представить, насколько суровы здесь зимы. У Эгеона есть причины не беспокоиться насчет Львов. Этот климат в сочетании с труднодоступностью территорий и королевским флотом сотни лет хранил это место от вторжений. Но я не хочу думать об этом сейчас.

Никто из нас двоих толком не знает, куда мы идем, когда выбираем одну дорогу вместо другой, когда сворачиваем за угол или поднимаемся по крутымлестницам, где легко поскользнуться. В конце ступеней, ведущих к каменному мосту, я протягиваю ей руку и больше не отпускаю.

Когда мы пересекаем мост, поверхность которого практически замерзла, Одетт делает попытку ослабить хватку, но я мягко сжимаю её ладонь, оставляя её там, где она есть. Её пальцы, немного дрожащие от холода, переплетаются с моими, и я немного таю.

— Это странно, — признаюсь я. Тропинка, спускающаяся с моста, ведет нас к каменной галерее, окаймляющей замерзшую реку, украшенной колоннами и скульптурами, которые кое-где обвивает розовый куст, стойко переносящий морозы. — Я только что понял, что никогда ни с кем так не гулял.

Губы Одетт показываются из-под белой оторочки её плаща. — За руку? — уточняет она.

Я хотел бы сказать ей, что дело не только в этом, но, кажется, не нашел бы слов, чтобы объяснить, поэтому просто киваю. — Но мне нравится.

Мы идем по коридору. Свет играет меж каменных колонн и высекает искры в рыжих волосах Одетт. Её пальцы мягко сжимают мои. — Мне тоже, — шепчет она, очень тихо; так тихо, что мне приходится напрячь слух. Она говорит это как признание, или, возможно, как признание поражения, словно у каждого слова есть цена, и я гадаю почему.

Я подношу её руку к губам и оставляю на ней поцелуй, думая о том, что война слишком близко, чтобы любовь ощущалась как поражение. Это победа, победа сердца, но я снова не нахожу слов; по крайней мере таких, которые не заставили бы её сбежать.

Мы продолжаем идти без цели, позволяя коридору вести нас, пока он не выводит в сад — маленькую гавань покоя посреди города, вдали от шума рынков и таверн. Маленький оазис, который, несмотря на холод, не пустует.

Озеро, которое, должно быть, соединяется с рекой, оставшейся у нас за спиной, открывается в центре, в небольшой низине. Поверхность замерзла, и слой льда, должно быть, достаточно толст, раз несколько человек рискнули прогуляться по нему. Ребенок проверяет надежность опоры у берега, держась за руку отца, который вышел вперед, подбадривает его и дразнит, пугая так, что малыш отпрыгивает назад и заливается звонким смехом. Две старушки тоже гуляют под руку, поверяя друг другу секреты. Пара сидит на каменной скамье, с которой им пришлось смахнуть снег. Позади раскинулся розарий с десятками цветов, которые остаются нетронутыми,которые выживают.

Вдали, за верхушками сосен, снова виднеются крыши городских домов.

— Ты… когда-нибудь была влюблена?

Одетт на мгновение замирает. Хотя она улыбается, но слегка съеживается под плащом. — Легкая тема для разговора, да, капитан? — Поскольку я не отвечаю, она отводит взгляд, устремляя его куда-то на замерзшее озеро, и отвечает: — Да.