Книга Брусничное солнце, страница 59 – Лизавета Мягчило

— Куколка. Красивая. Лицо где у куколки? — Голос твари дрогнул, руки затряслись, когда она быстро начала вертеть куватку[1] в пальцах, оканчивающихся длинными кривыми когтями. — Неправильно, так нельзя. Нет — нет, лицо где куколки?

Причитая, она взвыла, вцепилась когтями в собственные щеки и потянула вниз, переходя на высокое верещание. Полилась, заструилась смердящая черная кровь.

«Лицо! лицо куколки!»

Затрещала разрываемая кожа, по воздуху разнесся едкий запах. Из-за стога раздался девичий звонкий голос:

— Что раззявила рот, тетеха[2]? Быстрее, пока не опомнилась полуночница.

Это словно вернуло ей все силы. Варвара сорвалась с места, оббегая широким кругом причитающую, бьющуюся изодранной головой о землю нечисть.

Перед ней оказалась молодая пара — девчонка так совсем юная, едва восемнадцать на видок стукнуло. Она — то ее и торопила.

— Быстрее же, ну! Раздерет куватку, мы на очереди следующие будем.

Стоящий подле ее парень крепче прижал подругу к широкому боку и согласно кивнул. Через короткий миг они уже бежали бодрой рысью по узкой тропинке, вдали виднелись мутные огоньки — первые избы.

[1] Тканевая кукла без лица, которую славяне клали в люльку к младенцу, оберегая от нечисти.

[2] Славянское ругательство. Неповоротливая женщина.

Выбеленная лунным светом тропа рябила перед уставшими глазами, плясала, ускользая из-под ног. Варя запиналась. Сжимала губы в осуждающую полосу, щурила глаза и упрямо встряхивала головой. Еще немного пройти осталось, совсем чуточку.

Стоило полю скрыться за редкой березовой рощицей, бегущая впереди девчонка с облегчением выдохнула и перешла на шаг, перекинула за спину длинную тонкую косу, обернулась, хитро кося на нее глазом:

— И сдалась тебе ночная прогулка? Еще и стоит, мимозыря[1], размышляет, бежать ли, не бежать… Что, впервые полуночницу увидала?

— Впервые. Не ожидала, что она опасна. — С недавних пор существование нечистой силы Варвару не удивляло, лишь сбивало с толку, поднимало первородный ужас в душе. После дневников бабушки стало ясно, что все существа — не досужие байки безродного люда, не вымысел. Просто высшее сословие решило не чтить их, отгородилось от жестоких детей природы. Далекие от родной земли, тратящие жизнь на променады, балы и открытия сезонов, они позабыли свои корни. Само естество. — А вам на что прогулка сдалась? В одном месте свиделись.

Гадкий корень березы вильнул по тропе, Варя снова запнулась и плотно сжала зубы, не позволяя ругательству вырваться наружу. Полно и того, что новая знакомица выражается за троих мужиков.

— В основном детей малых пужает, ты права. Только к слабым духом да уставшим взрослым тянется, знает, что мочи хватит с наскоку на загривок прыгнуть. Сразу убить не убьет, но захвораешь сильно, дай бог выкарабкаться. — Неопределенно передернув плечами, девушка тихо хихикнула. — Дык а когда еще молодым свидеться? Батюшка честь мою блюдет, словно она из злата вылита, защити милостивый, увидит, как на сеновал карабкаюсь и все. Отпевать сорокадневную по моему Ефимушке придется.

Опередивший их на три шага парень задрал курчавую голову к небу и заливисто, заразительно расхохотался.

— Знать бы ему, что беречь-то уже давненько нечего, ни золота, ни серебра. Совратила дочь бедного хлопца, сама надругалась со зверством лютым, не отбиться было, как наскочила.