Книга Брусничное солнце, страница 52 – Лизавета Мягчило

Он сидел сверху. Горящие бусины черных глаз, взъерошенные, стогом торчащие волосы и борода, в которой запутались хлебные крошки. Несуразное маленькое существо прожигало ее черными бусинами-глазами, старательно кряхтело, скрежетало крупными кривыми зубами. Его пальцы оказались неожиданно сильными и цепкими. С каждым мгновением они все крепче впивались в глотку.

Перед глазами поплыли темные точки, дрожащая рука попыталась дотянуться до Самуила, но лишь хлопнула по постели рядом с мужчиной. Он не проснулся.

Ее душил домовой.

Увидев, что жертва проснулась, он оскалился, уперся затертыми до дыр на пятах лаптями ей под мышки. Не позволяя рукам дотянуться до горла, разжать судорожно сжатые пальцы нечисти. Поломанную ключицу прострелило такой болью, что мушки перед глазами из черных обратились красными. Варвара судорожно захрипела.

Был ведь способ, она слушала страшилки да байки крестьянский детей. Да только разве вспомнишь его, когда широко распахнутый от ужаса взгляд цепляется за мелкое чудовище?

Ну же, совсем немного, она почти поймала воспоминание за куцый облезший хвост… Собственный сиплый голос показался ей чужим, с ним из легких выскользнули последние жалкие крохи воздуха.

— К добру или к худу?

И вдруг пальцы его разжались, опустились обратно на постель потрескавшиеся старые лапти. Губы существа потянулись до самых ушей, обнажая неровные зубы в искренней широкой улыбке. Поняла. Она его поняла. А затем домовой завыл:

— К добру-у-ууу-у.

Мгновение. Во время которого он ловко соскакивает с нее, ударив острой коленкой в живот, и ныряет под кровать.

А Варвара мелко трясущимися руками с нажимом трет лицо и садится, спуская голые ноги на успевший остыть за ночь пол.

За открытым окном слышится слабое пение петуха. Час ночи.

Она тихо приоткрывает дверь, спускаясь по темным ступеням на цыпочках. Надобно разыскать кухню до рассвета и оставить хранителю дома гостинцы в благодарность. Теперь она уверилась, что задуманное у нее получится.

[1] Врачебное название гангрены в Российской Империи 18 века.

Неделя подходила к концу, с каждым днем Брусилов становился все напряженнее. Искал этому причину, но та ускользала из-под цепких пальцев, раздражение царапало глотку. Разве не происходящего ныне он жаждал?

Что же так тяготило, сводило сума?

Всему виной была она. Варвара Глинка.

Сиреневоглазая проклятая ведьма, при взгляде на которую начинала бурлить кровь. Жажда была настолько ощутимой, настолько глубокой, что он едва не поверил ее словам — это безумие.

Словно безродный вшивый пес, преданный равнодушной холодной хозяйке, он опускался на край кровати каждый раз, когда Варвара прикрывала глаза и прекращала сыпать ядовитыми проклятиями. Оставался на ночь, игнорируя осуждение отца и перешептывание слуг. Потому что чувствовать тепло ее тела стало безумной манией. Чем-то на грани. Физически больно, не касаясь ее больше суток, не находя пронзительный ненавидящий взгляд.

Она создана для него самим господом. И смотреть она должна только на него.

Плевать, что за гибель художника он поплатится — осуждающие взгляды императорской семьи ныне снова ему гарантированы. Ради нее не страшно потерять их расположение.

Не будь он Брусиловым, отправили бы его за смертельные дуэли в ссылку или сразу лишили головы? Сколько же дверей открывает перед человеком родовитая, сулящая богатства и власть фамилия? Будь ты трижды одаренным — родившись в крестьянской семье — сдохнешь за косой или выгребая отстойники.