Книга Брусничное солнце, страница 55 – Лизавета Мягчило

С тихим щелчком ремня спускаются штаны, он делает шаг к кровати, наклоняясь, чтобы подтянуть Варвару ниже за тонкие лодыжки. Не сопротивляется — в томном взгляде обещание наслаждения.

Ежели мог бы я воскресить того щенка — пристрелил бы снова. Его имя раньше ты выстанывала?

Он опускается сверху, подминая ее под себя, устраивается между горячих бедер ощущая, как болезненно пульсирует член. Трется о промежность короткими толчками, будто уже ее имеет. И на мгновение ему кажется, что в глазах Глинки проскальзывает испуг. Она дергается всем телом, а затем с тихим шипением закусывает губу, расслабляется.

Влажная, податливая. Для него.

И сейчас не важно, сколько безродных ублюдков было в ней до него. Плевать.

Жесткие пальцы крепко сжимают ее подбородок, уводят в сторону, а Самуил жадным поцелуем впивается в белоснежную шею над крупно пульсирующей голубоватой венкой. Останутся следы, он уверен. Пусть. Пусть каждый видит и знает, кому она принадлежит.Пусть Глинка каждый раз замечает его клеймо на собственной шее, заглядывая в зеркало.

Она судорожно сглатывает, ловит воздух широко распахнутым ртом, сводит сума этим коротким беззвучным движением.

Руки жадно скользят по тонким, проступающим из-под прозрачной ткани ребрам, ласкают полные груди, заставляя ее извиваться, ерзать под ним, стыдливо отворачивая голову и жмуря глаза.

Может быть, все не так плохо, как ему думалось? Одурманенный желанием взгляд Самуила скользит по распластанной на кровати Варваре, пока он отстраняется, чтобы выше задрать ее ночную рубашку, до самой шеи. Обнажить приподнимающиеся от шумного дыхания груди. Вид ее, распахнутой для него, пьянит, кружит голову.

Опускаясь обратно, Брусилов припадает губами к соску, выводит влажную дорожку к здоровой ключице, прикусывает нежную кожу на подбородке. Прежде чем ее руки нетерпеливо сжимают его бедра и вытаскивают член из исподнего, направляя ближе.

Как же велика ее жажда… Какое бесстыдство…

Сильный толчок и он внутри. Ее резкий вскрик оглушает, напряженное лицо Самуила расслабляется.

Слишком туго, горячо. До него Варвара не тронутая.

— Потерпи, скоро станет легче… — Он не узнает свой голос. Охрипший, дикий, едва хватает сил, чтобы не вбиваться в нее с отчаянной яростью. Терпеть, заставлять себя не торопиться.

Пальцы зарываются в россыпь черных волос, наматывают их на кулак, заставляя зажмурившуюся девушку повернуть к нему лицо.

Чтобы впиться в губы страстным поцелуем, вылизывая язык, врываясь в ее рот жадно и напористо.

Слишком тугая, ему бы следовало растянуть ее прежде пальцами, дать привыкнуть к ощущениям.

Не до того. Настолько важная, до рези, до дикой боли нужная.

Шумно дышит в его губы, терпит, жмурится. Его почти выносит за грань, он почти погибает, когда коготки-полумесяцы цепляются за спину, оставляя длинные царапины. Стекает вдоль позвоночника тонкая струйка крови из ее поврежденной ладони. Пылающий, он едва это чувствует.

Потому что каждое резкое движение внутри нее — что-то за гранью существования, что-то настолько греховно приятное, что он наверняка попадет в самое пекло ада. А до смерти своей из кровати ее не выпустит. Будет брать снова и снова, пока та не взмолится о пощаде, беспомощно раскидываясь на постели.

Пальцы сжимаются на ее горле,заставляя Варвару распахнуть глаза.