Книга Искупление злодейки, страница 8 – Кира Иствуд

Схватив меня за руку, она резко потянула вверх, так, что плечо пронзила боль. Я едва успела встать на ноги, как Морелла уже вытащила меня на улицу. Потащила через людный двор, шипя будто змея:

— Ты греховна! Ангельское личико и чёрное нутро. Я насквозь тебя вижу. Вижу, но всё равно хочу помочь. Даю шанс снова и снова. Просто трудись со смирением. Отрабатывай долг с благодарностью и молитвой в сердце. Исполняй несложную работу и забудь демонскую грязь. Но что делаешь ты? Плюёшь в протянутую руку! Тянешься к скверне!

Снег забивается в ботинки, щиплет холодом щекотки. Я как могу быстро перебираю ногами, чтобы не упасть. Потому что, если упаду, смотрительница не остановится — просто потащит по снегу волоком. Я стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы не видеть царапающие взгляды, полные презрения. Кроме служительниц, во дворе есть и солдаты — те, кто прибыл от границы и теперь проходит лечение.

Они тоже всё видят. Всё знают.

Каждый здесь знает, кто я.

Я не слышу, о чём они говорят, но мне мерещится, будто могу различить витающие кругом мысли:

Ведьма.

Зло во плоти.

Преступница. Убийца.

Почему её не казнили? Почему мы вынуждены её терпеть?! Хуже неё никого нет.

Слёзы снова подкатывают к глазам. «Отражение говорило правду, — с горечью понимаю я. — Что бы я ни сделала, никто и никогда не посмотрит на меня иначе, чем с презрением».

Даже я сама не чувствую к себе ничего иного. Мои мысли греховные. Я говорю с демоном. Я желаю любви. Испытываю зависть.

И эти бинты — я стирала их без смирения, а с мыслями, что меня полюбят. Что так я что-то получу взамен. Почему я не смогла промолчать, когда отражение заговорило со мной? Почему я ответила ему, хотя знала, что нельзя?

Снова я всё сделала неправильно. Потому что я сама — неправильная. Сломанная, искорёженная, будто глиняная статуэтка, которая разбилась, а её склеили как придётся, перепутали местами руки и ноги, и голову посадиликриво, не той стороной.

Из-за этой неправильности изуродованную статуэтку начала пожирать гниль и плесень.

Как ни чисти — она появляется вновь и вновь.

Морелла это чует.

Она видит меня насквозь.

Знает, что хотя я опускаюсь на колени, всё равно думаю о запретном — о сладкой конфете, о чужой недоступной мне любви.

Сейчас Морелла тащит меня в одиночную каморку, где я буду зажата в тисках четырёх глухих стен. Там, окружённая кромешной голодной тьмой, я должна буду молиться — без еды и воды, до самого утра, чтобы глубже осознать свою греховность.

Но прежде чем она заводит меня в замок, позади раздаётся протяжный стройный гул военных труб.

— Старшая, — спешит уже к нам от ворот помощница смотрительницы. — Прибыли высокие командиры от границы. Требуют открыть врата!

— Так что ты медлишь! — срывая голос, кричит ей Морелла. — Делай, как велят!

Отпустив мою руку, она торопливо разглаживает ладонями своё белое одеяние, на котором из-за меня теперь есть несколько мокрых пятен.

— Иди работай. Что б я тебя не видела, — цедит смотрительница в мою сторону, и, повернувшись, идёт встречать гостей.

И хотя она сказала мне уйти, мои ноги почему-то прирастают к земле.

Странное чувство зарождается в груди: я должна остаться. Это важно.

Я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть, что происходит.

Ворота уже открывает привратница.

Тяжёлые створки разводят в стороны солдаты обители, и внутрь въезжает конный отряд. Это оборотни-волки — мощные тела закованы в магические кожаные доспехи, которые мерцают в свете зимнего солнца. К поясным ремням крепятся тяжёлые мечи, такими можно запросто отрубить чью-то голову. Под сёдлами алые вальтрапы с изображением скалящегося волка — символа королевства Руанд.