Книга Невеста генерала Грозы, страница 85 – Соня Мишина

Первый Грозовой в своей человеческой ипостаси был до боли похож на генерала Грозу. Те же резкие черты лица. Решительный подбородок. Прямой взор глаз, горящих небесными зарницами и глядящих сквозь прищур в самое сердце.

— Ты ведь слышала легенды, АльрианаГорнфельд, — Его Величество перешел на «ты». — О том, что драконы — воплощенные духи стихий?

Я кивнула: слышала.

— А знаешь ли ты, что стихия определяет не только магию дракона, но и его характер? — задал Император новый вопрос.

— Догадываюсь, — призналась я.

Мне и в самом деле за те несколько встреч с драконами, которые у нас были во время отбора, удалось заметить холодную сдержанность Ледяных, основательную непоколебимость Каменных, гибкость и изменчивость Болотных и взрывную горячность Грозовых.

— Значит, ты должна была догадаться, что генерал Гроза, самый сильный в своем роду, одновременно самый взрывной и яростный из них. — В словах собеседника мне почудился намек, но я пока не понимала, на что намекает мой Император.

— Вы хотите сказать… — посмела заговорить я.

— Что в силе каждого дракона — его слабость. Ледяные рискуют замерзнуть в собственной холодности. Каменные — превратиться в памятник своему же спокойствию. Болотные — утонуть в их же яде. А Грозовые…

— Сгореть в собственном огне, — договорила я.

— Особенно, когда их терзают сомнения. А сомнения — их второе имя, когда дело не касается битвы, — кивнул Император. — Гроза думает, я не знаю, что он получил магическую рану, которую не удается исцелить. Но я видел его руку. Понимаешь ли, для дракона его тело — продолжение его стихии. Исказить его плоть — все равно что отравить источник его силы.

Его Величество сделал паузу, давая мне осознать тяжесть своих слов. Мы отошли от портрета первого главы рода Грозовых. Встали у окна, выходящего на дворцовую площадь. Площадь, залитая послеполуденным солнцем, была вымощена булыжником и украшена фонтанами.

— Я собрал о тебе довольно занимательное досье, — снова заговорил мой венценосный собеседник, листая в воздухе невидимый фолиант. — Дочь пограничного барона. Лучше обращается с молотом, чем с веером. Случайно дала в челюсть одному из моих вернейших генералов… и, судя по всему, не собирается на этом останавливаться.

— Ваше Величество, я… — Из меня рвались объяснения и оправдания, но Император снова мягко прервал меня.

— Молчи. Сначала послушай. Ты храбрая. Упрямая. Преданная семье до глупости. И, как выяснилось, — он наклонился вперед, и его взгляд стал острым, как клинок, — отчаянная лгунья, когда дело касается твоего собственногосердца.

Мне стало нечем дышать.

— Это пари… — выдохнула я.

— А, да! То самое пари! — Император вздохнул. — Два бальных платья. Смешно, надо сказать. Дешевая цена для того, чтобы купить себе оправдание.

— Оправдание? — не поняла я.

— Конечно. Ты же не просто так целовала Грозу. Ты боялась. Боялась, что этот грубый вспыльчивый дракон не поверит в твои настоящие чувства. Отвергнет их, как отвергал всех до тебя. Так ведь? Гораздо проще сказать «я выиграла спор», чем признаться: «Я его желала. Мне было все равно на его лапу, на его ярость, на все условности…»

Он говорил тихо, но каждое слово впивалось в меня, как игла. Я чувствовала, как горит лицо. Это была правда. Горькая, неудобная, постыдная правда.