Книга Девочка⁰, страница 63 – Микита Франко

– Звучит как мальчик.

– Где во фразе «девочка в нулевой степени» ты слышишь слово «мальчик»?

– Я слышу это в том, как ты о себе говоришь.

– Я сказал о себе, что я девочка.

– В мужском роде.

– Васю придумал Гордей. Я не могу его отпустить, потому что он – часть Гордея. Но не моя часть, ясно?

– Ясно, – наконец ответил Рома. Помолчав, он добавил: – Думаю, у меня что-то похожее.

Оглядев его, я покачал головой:

– Не сказал бы. По моей вычислительной системе ты парень примерно в восьмой степени.

– В этом и проблема, – непонятно ответил Рома.

Мы поднялись на лифте на последний этаж и замерли под люком. Сторонний наблюдатель решил бы, что мы остановились в нерешительности, увидев тяжелый навесной замок, но дело было, конечно, не в нем. Для нас обоих крыша имела связь с Гордеем, и прийти туда без него было странно и неестественно, словно мир теперь работал по неправильным законам.

Сделав глубокий вдох, Рома сунул ключ в замок, надавил, повернул – и готово. Откинув крышку, он полез наверх первым, за ним – я.

Здесь все осталось нетронутым с того дня, как я прибежал сюда, впервые услышав о повешенном в церкви. Матрас Гордея со старым пледом все еще пылились на чердаке. В прошлый раз я так долго и безутешноплакал, завернувшись в этот плед, что мне казалось, если подойти поближе, можно будет заметить невысохшие слезы. Они не высохнут никогда.

Не сговариваясь, мы с Ромой сели на бетонный блок и посмотрели на панораму города. Отсюда была видна церковь Архангела Михаила – раньше я этого не замечал.

В меня просачивалось противное чувство безнадежности, давящее изнутри: я не хотел уезжать. Я хотел оставаться рядом со своим братом до тех пор, пока не почувствую, что мы готовы друг друга отпустить. Я хотел стать частью этой земли, этой среды, этого города, где впервые встретил Гордея, в те времена, которые невозможно вспомнить, когда нас показали друг другу и сказали: «Это твой брат» и «Это твоя сестра», и мы стали одним целым, одной семьей – только он и я. Гордей показал мне, что такое жизнь, и он же показал мне, что такое смерть. Нас невозможно разделить.

Мы просидели с Ромой на крыше до самого заката, а когда я вернулся домой, то понял, что случилась катастрофа. Едва я открыл дверь, чтобы зайти в квартиру, как передо мной выросли мокрые простыни и пододеяльники – в нашем вытянутом коридоре, на специально протянутых бельевых веревках, мама обычно развешивала постиранные вещи. Повернул голову вправо и увидел среди прочей одежды свою школьную рубашку.

– Что ты наделала… – не спросил, а выдохнул я.

Мама, стоящая в этот момент с тазиком по другую сторону простыней, растерянно выглянула:

– Вещи постирала…

Не разуваясь, я прошел в глубь коридора и схватил свою рубашку, стараясь поскорее отыскать нагрудный карман. Мои пальцы нащупали мокрую мятую бумажку, но, не веря в случившееся, я пытался убедить себя, что это не она, не записка Гордея. Может, я ее выложил, может, переложил куда-то и забыл?

Я вытащил потрепанный клочок бумаги – на нем поплыли чернила, но все еще угадывалось послание от брата. Единственное объяснение случившегося, которое он оставил, теперь мятое и мокрое и пахнет отбеливателем и стиральным порошком.

– Неужели нельзя было проверить карманы? – В тишине квартиры мой голос казался резким и чужим.