Книга Джошуа, страница 43 – Микита Франко

— Это не твоя квартира, — улыбаюсь. — Это квартира его матери.

— Но я здесь живу. Уже год. Здесь моя нормальная, устроенная жизнь, в которой все было прекрасно, пока не появился ты, — выговаривает он. — И это ты должен уйти. Потому что это мой парень. Это его тело. Это его имя в документах. Ты ни к чему здесь не имеешь отношения.

Он меня раздражает. Самодовольный напыщенный индюк. А к чему он здесь имеет отношение? Я могу прямо сейчас вызвать ментов, обвинить его в проникновении в жилье, показать прописку, и остаться правым, а он — выкинутым на улицу. Он, похоже, не понимает, как легко «воображаемый парень» может сломать его реальную жизнь.

Вздыхаю, отпускаю Вету, показываю ей взглядом: пересядь на табуретку. Она садится. Я кладу локти на стол, придвигаюсь ближе к Владу, смотрю ему в лицо. Смугленький, как Вета. Когда он смотрит на меня, верхняя губа вздрагивает, будто в отвращении.

Да мне он тоже не очень приятен. Я мягко спрашиваю:

— Скажи, пожалуйста, если бы это было не моё тело, разве оно могло бы… — выдергиваю нож из яблока, резко поднимаюсь, табуретка падает, подставляю лезвие к шее Влада. Выдыхаю, заканчивая фразу: — …сделать так?

Он начинает часто дышать, но делает вид, что не пугается. Смотрит мне в глаза. Эта картина ему уже знакома.

Вета нервничает:

— Джошуа, ты чего!

Отбрасываю нож обратно на стол. Подмигиваю ей:

— Шучу, сладкая.

Ну, хоть атмосферу разрядил. А то сидели, как на похоронах.

Перешагиваю через табуретку, иду к раковине. Беру стакан, чтобы налить воды. Вспоминаю, зачем вообще пришел, спрашиваю у Веты через плечо:

— А что твой брат? Что за история?

— А, — она как будто вспоминает. — Ну, там короче… Он пришел недавно домой, такой весь какой-то не такой, говорю, что случилось, он спрашивает, нормально ли, если взрослый человек просит его тро…

— Так, хватит, — опять он влезает поперек разговора. — Я не собираюсь это слушать, — он смотрит то на неё, то на меня. — Вам двоим стоит попрощаться, потому что скоро ты, Джошуа или как там тебя, исчезнешь нахрен.

— Вот как, — я ставлю стакан на столешницу, скрещиваю руки на груди. Смотрю на него с интересом: какой тип, а. — И как же ты сделаешь так, чтобы я исчез?

— Дима планирует лечиться.

— От себя не убежишь.

Влад закатывает глаза:

— Он — не ты.

Удивляюсь, как ему не хочется замечать очевидного.

— Беспокоишься, что он не педик, да? Раз она появилась, — киваю на Вету. — Понимаю, это ставит под вопрос всю гомосятину, которую вы тут устроили.

Он неожиданно вскакивает на ноги, подходит так близко ко мне, как будто собирается драться. И выглядит также: грудь колесом, взгляд сверху-вниз. Во взгляде — ненависть. Странно, да? Такой эмоциональной диапазон к одному и тому же человеку.

Или телу.

Дразню его с почти детскими интонациями:

— Ударишь меня? Ударишь это миленькое личико, которое так любишь?

Вета фыркает, когда я это говорю. Кидаю на неё взгляд, она улыбается: одобряет.

Он вдруг разворачивается к ней и говорит с искренней досадой:

— Что? Что ты смеешься?

Она смотрит на меня, будто ищет поддержки, будто хочет, чтобы я сказал: всё правильно, смейся. Я так и говорю — взглядом.

Но она не уверена, что стоит продолжать.

А Влад продолжает:

— Тебя это забавляет? Нравится? Ты пришла сюда, в наш дом, и мы тебя пустили, хотя понятия не имели, кто ты. Дима был с тобой вежлив и обходителен, а этот мудак издевается надо мной, и ты… просто смеешься?