Книга Джошуа, страница 13 – Микита Франко

Между пятой и шестой серией раздается звонок. Я выхожу, смотрю на экран: «Сергей Уг. Рзск.». Не знаю, что это значит. Отвечаю, потому что нужно оберегать нормальность. Потрясения ударят по нам обоим — нельзя, чтобы его уволили.

— Алло.

У собеседника бодрый и громкий голос, он сразу переходит к делу:

— Слушай, я тебе копию постановления по Кривоусу отправил, посмотришь?

— Посмотрю, — собственный голос кажется мне чужим.

— По камерам видели его с каким-то парнем, последний раз у этой… у спортивной школы или как она там…

Меня бросает в холодный пот — мне кажется, что речь обо мне.

— С каким парнем?

— Чёрт знает, за капюшоном не видно. Они в машину сели, а по Ленина и дальше камер нет.

— А машину видно?

— Да, да, да! — охотно откликается он. — Отечественная какая-то, Лада… не помню… ну, сам посмотришь.

— Хорошо.

Я цепенею, и не сразу отнимаю трубку от уха, когда сбрасывается звонок. Меня сотрясает мелкой дрожью: я точно знаю, что речь обо мне. Это моя машина. Это тот самый дед. Не может быть такого совпадения. Кривоус — много ли таких? Все ли они пропадают без вести с парнем на Ладе?

Убирая мобильный, я возвращаюсь к Вете и говорю ей, что мне нужно идти. Она начинает канючить:

— Ты обещал до вечера быть здесь!

— Меня вызывают по работе, это очень срочно, — я иду в прихожую, не слушая её возражений.

Она поднимается следом за мной, жалобно повторяет:

— Но ты обещал…

В груди от её голоса сжимается комок — комок из нервов, чувств, слёз. Мне хочется её утешить, но я не могу задерживаться. Каждая минута на счету, они вот-вот выйдут на меня.

— Прости, — выдыхаю, и сразу выскакиваю за дверь. Не хочу слышать ответ. Не хочу передумать, если она скажет, что мы расстаемся.

Когда оказываюсь на улице, понимаю, что оставил ключи от машины у него дома, в рюкзаке. Приходится возвращаться, теряя время,которого и так нет. Двадцать минут туда, двадцать — обратно. Сорок минут… Я надеюсь, что пока он не посмотрит постановление, они не начнут действовать.

Возвращаюсь, беру ключи, решаю переодеться в его вещи. Я могу поздно закончить, и, если пересекусь с соседом, нужно выглядеть как обычно. Открываю шкаф, хватаю брюки и рубашку с вешалки, взгляд цепляется за синий прокурорский пиджак с погонами. Я одеваюсь, не сводя с него взгляда, и мысли в моей голове накручиваются одна на другую: а что если… а что если… а что если…

А что если мне не нужно избавляться от машины? Что, если достаточно просто избавиться от улик?

Я замираю, перестаю заправлять рубашку в брюки. Пытаюсь отдышаться. Синий пиджак всё ещё притягивает мой взгляд. Решение окончательно укрепляется в моём сознании, и я успокаиваюсь.

Никогда не хотел работать.

Но придется.

Сегодня мне не по себе. Не знаю, что случилось, но я отключился на работе.

Это первое, о чём я рассказываю Алие. Не смогу рассказать Владу или маме, боюсь вызвать у них беспокойство или… или раздражение. Раньше такого не случалось.

— Отключился — значит, потерял сознание? — уточняет Алия. — Или… или как?

У неё сегодня яркий макияж: красная помада, подведенные веки. Замечаю, потому что сижу на диване: мне непривычно смотреть на неё вот так, глаза в глаза. Но лежать не хочется, я слишком обеспокоен, чтобы лежать.

— Не думаю, — отвечаю. — Мне не было плохо. Я этого не помню. Это не обморок, никто не заметил, и когда я пришел в себя, я… сидел.