Книга Почти 15 лет, страница 65 – Микита Франко

Тогда Льва раздражила эта детскость (ну, и элемент девчачести — тоже раздражил), а теперь он аккуратно свернул футболку в сверток, забрался с ним в постель и прижал к себе, как прижимают новорожденных младенцев. Он вдохнул июльский запах — запах лесной травы и свежих фруктов — такой же, как двадцать лет назад. Слава неустанно менял ароматы, женские духи на мужском парфюм и обратно, а иногда сочетал и комбинировал, но сам по себе он пах сладко — летом, ягодами, лесной травой — когда Лев впервые его целовал, он вдыхал этот запах и думал, что это парфюм, а потом оказалось, что это и есть Слава.

Надышавшись, он осторожно отложил футболку в сторону — ему было страшно, что запах от его тела перебьёт Славин запах, и он больше не сможет к нему возвращаться.

Он натянул на себя одеяло, закрыл глаза и остался один на один с правдой. «Я не люблю тебя больше». Правда больше не заглушалась гулом самолёта, шумом города и журчаньем воды, теперь нужно было с ней как-то жить.

Он не знал, как с ней жить, поэтому заплакал.

Слава навещал Ваню каждый день, так повелось с самого начала. Он перевелся на удаленный режим работы — в компании пошли навстречу, узнав, что случилось, — и с первого дня госпитализации, прихватив с собой планшет и ноутбук, проводил в Ваниной палате с утра до вечера. Там ему было спокойней: Ваня ровно дышал рядом, размеренно пищал кардиомонитор, время от времени заходили медсестра и врач, всё это создавало умиротворяющую атмосферу, в которой Слава приспособился справляться с рабочими задачами. Дома или в офисе его одолевала тревога: точно ли всё хорошо? А они бы позвонили, если бы что-то пошло не так? А как скоро бы они позвонили?

В больнице же он тревожился о другом: как там Мики? Он слабо представлял, как проводит время старший сын — когда Слава пытался спросить, то слышал в ответ: «Гулял» или «Сидел дома». Без подробностей. Пока Лев оставался в Ванкувере, Славе было спокойней: по крайней мере, он знал, что в любой момент может на него положиться — если у Мики что-то случится, а у него самого не получится быстро оказаться рядом, всегда можно было надеяться на Льва. Теперь такой надежды не осталось: он был обязан находиться везде и одновременно. Кажется, именно это он обещал и Ване, и самому себе: быть достаточным для каждого.

Пока получалось быть достаточным только для Вани. Он рассказывал сыну, как они его любят, как они в него верят, как без него стало пусто и не по себе… Только о том, что Лев уехал — не рассказывал.

Теперь у него стало две точки отсчета: день Ваниной комы и день, когда уехал Лев.

На восьмой день Ваниной комы и на следующий день, как уехал Лев, Слава поменялся сменами с Мики: пустил старшего ребёнка к постели младшего, а сам поехал домой. То, как Мики беспокоился за Ваню и стремился проводить с ним больше времени в больнице, вызывало у Славы смесь восхищения, гордости и досады: всё-таки Мики не похож на Льва. Зря он говорил ему об этом раньше. Поразительно, насколько больше ответственности и эмпатийности оказалось в их старшем сыне — насколько больше, чем в отце. Слава должен был заботиться о Мики, а ему приходилось на него полагаться, как на взрослого.

По дороге он остановился у супермаркета, купил энергетик, банку кофе и шоколадку с орешками (для Мики), а на подходе к кассе заметил знакомый серыйсвитшот — его обладатель стоял к нему спиной и пытался сделать выбор между колой и фантой. Слава узнал Макса, но не стал ни подходить, ни окликать — не было сил на дружелюбие.