Книга Почти 15 лет, страница 54 – Микита Франко

Потом он поехал с Ваней в больницу, а Лев не поехал, и Слава понял, что ничего прощать не собирается. В тот момент, когда он был нужен здесь больше всего, когда был нужен их ребёнку, он решил сделать вид, что остаётся с Мики. Но они должны были приехать сюда вместе. Втроём. Разве не так поступают в семьях, за целостность которой так борется Лев?

Красочней всего об этой целостности говорил коридор реанимации, в котором Слава сидел абсолютно один. Там даже не было других родителей, и это злило Славу больше, чем Лев, оставшийся дома. Он злился на всех родителей мира, которых там не было, которые сидели дома, попивали чаёк и делали телевизор громче, потому что их счастливые здоровые дети слишком расшумелись.

Он ходил туда-сюда вдоль реанимационных палат, представляя, что Лев всё-таки поехал с ним. Он был бы спокоен, сидел на мягких креслах канадской больницы и сыпал медицинскими терминами, пытаясь доказать Славе, что всё будет в порядке, и Слава бы ему верил, потому что кто в этом понимает больше, чем Лев?

А теперь ему нельзя было даже позвонить: на входе в реанимацию висел знак с перечеркнутым мобильным телефоном. Нельзя принимать звонки, нельзя разговаривать, нельзя громко паниковать. Нельзя ничего, что хотелось делать больше всего на свете, поэтому Слава без перерыва ходил— до ощущения слабости в ногах.

Потом, спустя миллион часов и, может быть даже, несколько дней, появился врач и сообщил Славе, что Ваня «в стабильном состоянии».

— В коме, — добавил он сразу после.

Слава хотел бы понадеяться, что неправильно его понял, но «кома» на английском и «кома» на русском звучат абсолютно одинаково.

— Это называется в стабильном? — нервно усмехнулся он.

Не хотел усмехаться, но получилось само по себе.

— Это называется «стабильно тяжелое состояние». Это хорошо.

— Хорошо? — переспросил Слава.

— Это лучше, чем могло быть.

Слава засмеялся, и это было ещё хуже, чем продолжать усмехаться. Он опустил взгляд на бейджик врача: «Доктор Тонг, врач-реаниматолог», и совсем ни к месту подумал: так вот, чем занимается Лев на работе — выходит к людям по несколько раз на дню и буднично сообщает про «стабильную кому» и внезапную смерть. Этакий посыльный между родственниками и смертью.

Слава сделал глубокий вдох, подавляя неуместный приступ смеха, и попросил увидеть сына.

Всё это уже происходило однажды и повторялось снова. Он уже заходил в палату детской реанимации к своему ребёнку. Десять лет назад Мики также лежал в кровати (только у него была совсем крохотная и допотопная, с железными ставнями), у него были такие же трубки в носу, он тоже не реагировал на Славин голос.

Десять лет назад, когда он чуть не убил своего старшего ребёнка, младшего даже не было на этом свете. То был февраль, а Ваня родился в апреле — через два месяца после случившегося с Мики.

Слава не мог перестать думать: родись он тогда в другой семье, в другом городе, в другом роддоме, в конце концов, его бы сейчас здесь не было. Он не знал, где бы был Ваня — в его фантазиях Ване было лучше где и с кем угодно, но не здесь, не в «стабильно тяжелой коме». Это Слава его сюда привёл, всего двумя своими решениями: первым — усыновить Ваню, вторым — уехать в Канаду.

Ради того, чтобы Ваня был жив, он бы теперь отмотал любое из них обратно.