Книга Почти 15 лет, страница 2 – Микита Франко

— Забей. Мы взрослые, нам виднее.

Лев взялся за крышку багажника, чтобы захлопнуть его, а Слава, перехватив, остановил его в движении.

— Последняя возможность передумать.

Лев усмехнулся:

— Почему? Можно будет передумать в аэропорту.

Он пытался шутить, но Слава смотрел серьёзно, и Лев сказал ему то, что тот хотел слышать больше всего:

— Всё нормально. Я не передумаю. Поехали.

Три года назад, когда они обсуждали это впервые, он сказал ему то же самое.

«Надо валить», — первое, что он услышал от Славы в тот поздний вечер, на кухне, где они общались вполголоса, чтобы не разбудить Мики. Несколько часов назад, вернувшись из полицейского участка, их сын поведал им свою версию случившегося.

Илья, его одноклассник, обидно шутил, что Слава — гей и болен СПИДом, а Мики, не выдержав обиды и несправедливости, кинулся на мальчика с молотком (который, по счастью, отобрали, и в ход отправились только кулаки). Для Славы всё было однозначно.

— Ты что, не видишь, как это его доводит? — спрашивал он.

— Что «это»?

Слава развернул мысль:

— Как ему тяжело быть частью нашей семьи в этой стране, в этом обществе.

Лев сказал тогда, впрочем, не очень уверенно:

— Думаю, не настолько тяжело,чтобы за молоток хвататься…

— Это нервный срыв. Тебе же сказали.

— А ты не думаешь, что он просто…

Лев посмотрел на Славу, не зная, как это правильней сказать. Он воспитывал Мики уже седьмой год, но так и не чувствовал себя полноправным отцом: каждый раз, когда он хотел сказать Славе что-то неприятное про Мики, он боялся, что обидит этим и Славу, и Юлю, и весь их генетический код, и, может, даже опорочит родословную, и… В общем, это сложно. Сложно говорить что-то поперек кровных уз, всё время чувствуешь себя неуместным.

Лев хотел в тот раз произнести: «…он просто ебнутый». Но не смог. Попытался иначе:

— Он просто… просто не в порядке. И это не связано с нами.

— А с чем связано? — Слава смотрел пристально, не мигая.

Лев стушевался под этим взглядом, как это часто бывало, когда они обсуждали Мики. У Славы оказалась нерушимая монополия на правильные ответы о нём: Мики не балуется, он просто неусидчивый. Мики не капризный, он просто устал. Мики не аутист, он просто интроверт (ладно, потом Лев и сам признал, что про аутиста сказанул лишнего). Но в тот день Мики пришёл домой перемазанный кровью, как персонаж, сошедший с экрана фильма-ужаса — и, если бы такой фильм действительно существовал, Лев не сомневался: это был бы фильм о ебнутом подростке.

Он сделал глубокий вдох, чувствуя себя, как перед прыжком в пропасть, и вкрадчиво проговорил:

— Слава, я просто хочу сказать, что, возможно, в другой стране он будет вести себя точно также, и в другой стране тебе придётся за это отвечать. По-настоящему, а не на педсовете перед училками.

Слава, мотнув головой, вымученно засмеялся:

— Ты всё время пытаешься обвинить его чёрт знает в чём.

— Да я не…

— Аутист, психопат, кто дальше? Не надоело перебирать диагнозы?

— Они ведь не безосновательны.

Слава замолчал. Его мягкие черты лица неожиданно заострились и даже ямочка, проявившаяся вдруг на щеке, дыхнула холодом.

Лев, выдержав этот холод, повторил:

— Давай просто признаем, что они не безосновательны.

Слава качнул головой.

— Я уеду отсюда, — сообщил он бесцветно. — Если хочешь, можешь поехать с нами.