Книга Почти 15 лет, страница 190 – Микита Франко

— То есть, эта версия меня кажется тебе тупой и неадекватной, да?

Слава закатил глаза:

— Версия тебя из сна точно бы так не спросила.

Лев хмыкнул. Помолчав, он сказал таким тоном, будто обиделся:

— Дебильный сон.

— Со снами такое бывает, — пожал плечами Слава.

Оставшийся отрезок пути Лев не говорил ни слова, и уже на повороте в сторону наркологической больницы Слава решил уточнить:

— Ты что, обиделся на сон?

Лев нервно проговорил:

— Я просто не понимаю, почему ты сказал, что отношения с Яковом были «даже хуже», чем со мной. Со мной что, такие ужасные, чтобы сравнивать с ними что-то ещё более ужасное?

— Господи, да прекрати, — Слава закатил глаза. — Это был просто сон.

Лев тяжело выдохнул, но кивнул:

— Ладно.

Когда они вышли из машины, Слава разглядел на Льве черный воротник рубашки, выглядывающий из-под пальто, но куда больше удивился джинсам и берцам. Его интуиция кричала, что дело плохо, а логика подсказывала, что на черном хуже видны следы грязи и крови.

Иными словами, ставя свою подпись под прошением забрать Мики из больницы под его ответственность,Слава прекрасно понимал, в чём он расписывается.

— Только чтобы Мики не пострадал, — попросил он, выходя из больницы вслед за Львом. — Слышишь?

— Он не пострадает, — заверил Лев.

И Слава действительно почувствовал себя спокойней.

Проводив сына до машины и, обменявшись парой колкостей со Львом по дороге, он уже начал отходить в сторону, когда услышал:

— Ты бы рваные джинсы зимой не носил.

Слава сбил шаг и улыбнулся — улыбнулся так широко, что не стал оборачиваться, чтобы не выдать своей глупой радости. Он ждал этой фразы больше всего на свете.

Теперь на ней продержится и весь оставшийся день.

Когда Лев был маленьким Лёвой, а Шева маленьким Юрой, они любили играть в песочнице в «червяков»: выкапывали из земли дождевых червей, разрубали их совковой лопаткой на части и наблюдали, как каждая из этих частей шевелится в отдельности. Зрелище было завораживающим, и Лёва долгое время верил, что червяки бессмертны и могут бесконечное число раз перерождаться из самих себя. Потом папа сказал ему, что черви редко регенерируют и большая часть из нарубленных кусочков — умрёт. Лёва расстроился и червей больше не рубил (а вот Юра — рубил, и со временем даже перешел на расчленение майских жуков).

Когда в кабинете психотерапевта Лев слушал историю Мики, он очень ярко представлял процесс шинкования Артура на множество мелких частей, а потом само удовольствие наблюдения, как каждая из частей тела шевелится в отдельности. И вскоре, конечно же, отмирает, ведь черви редко регенерируют.

Он вспомнил Якова, зажатого в углу душевой кабины, снова, как наяву, увидел струю крови, стекающую по его ноге.

Он вспомнил своё пробуждение в одной квартире с незнакомцем и свой страх, когда ширина ремня совпала с болезненными следами на запястьях.

Вспомнил ужас, который читал в чужих глазах. Вспомнил кошмар, который до сих пор преследовал его по ночам.

Представил, что Мики чувствует то же самое — изо дня в день, уже больше полугода. Может быть, у него есть своя Тень и свой кошмар. Может быть, трава — это и есть Тень?

Может быть, трава — это броня против неё?

Как алкоголь.

Как белые рубашки.

Как круглосуточный рабочий день.

Может быть, его сын может рассказать о нём гораздо больше, чем Лев способен осознать сам.