Книга Почти 15 лет, страница 158 – Микита Франко

— Где твой паспорт?

Сын закрыл глаза и отвернулся к стене. Слава громко задвинул ящик обратно и вытащил следующий — в нём, среди трех квадратиков презервативов, просроченной шоколадки и календариком за прошедший год, лежал Микин загранпаспорт. Слава вытащил его, с грохотом вернул ящик на место и вышел из комнаты. Он бы хлопнул дверью (потому что какого хрена этот чертенок спит, а он — нет?), но не хотел разбудить Ваню, сопящего на диване в гостиной.

Он вернулся к столу с ноутбуком, открыл крышку и начал грузить сайт авиакомпании. На секунду глянул в окно, где из-за приземистых домов виднелся кусочек улицы с той самой авиакассой, и подумал: «В праздники принято делать широкие жесты…».

Захлопнув крышку обратно, он поднялся и решил прогуляться до Джервис-стрит. Там, в кассе, он купил три билета на конец января — на ближайшие даты цены взлетели почти в два раза. Кассирша уточнила:

— Сделать возвратный тариф?

Слава закивал. Он сомневался во всём, что делает — ему нужна была возможность передумать.

Конечно, он купил билеты так скоро, и так явно (так по-настоящему!) только по одной причине: он злился. Ему хотелось наказать Мики, но он не мог придумать ни одного наказания, который тот бы не смог обойти: он достанет другой телефон, другую траву, другой провод от интернета — что угодно другое, потому что он лжец. Изобретательный лжец. И изворотливый. И, кажется, его всё-таки воспитывал тиран.

Но от чего Мики точно не смог бы уйти, так это от моральных мучений. Пусть думает, что поедет домой один. Пусть посчитает, что Слава может от него отказаться. Пусть вообще поживёт в этой изоляции — физической и эмоциональной — может, тогда что-нибудь поймет.

Слава оставил Микин билет на столе, а сам вернулся в гостиную и попытался продолжить жить своими обыкновенными обязанностями. В десять проснулся Ваня, Слава сделал ему омлет в виде пениса. Ваня просил в виде зайца, но яйцо неправильно растеклось, и получилось то, что получилось — и Слава, и Ваня тактично сделали вид, что это не пенис.

Они успели посмотреть первую часть «Ледникового периода», прежде чем Слава услышал, как в детской началось шевеление, и метнулся к сыну. Он самне понял, с какими чувствами это делает: вроде и беспокойство («Он себя нормально чувствует?»), а вроде и злость («Сейчас посмотрю в эту наглую рожу»).

Мики сидел на кровати со своим обыкновенным хмурым лицо, и Слава понял: всё нормально. Поэтому начал злиться ещё сильнее — вот было бы не нормально, вот если бы он бледнел, хрипел и блевал, можно было бы хотя бы пожалеть, а так…

— Доброе утро, — проговорил Слава, скрывая едкую злость в голосе.

Мики ничего не ответил, сонно обвёл взглядом комнату, и Слава почти торжественно объявил:

— На столе твой новогодний подарок.

Сначала он обрадовался («Правда? Можно домой?»). Слава так и хотел. А потом огорошено переспросил: «Ты отсылаешь меня?». И этого Слава тоже хотел. Пусть получит такие же эмоциональные качели, на которых он, вот уже десять лет, только и делает, что прокатывает Льва и Славу.

Наверное, он был жесток в тот момент. Лев любил повторять: «Любящий родитель должен быть иногда жестоким».

Мики всё отрицал: это была просто вечеринка, это было только один раз, какая травка, я не курю травку… Чем больше он отпирался, тем противней становилось Славе. Когда ты вырастил наркомана — это одно, а когда лжеца, труса, манипулятора и просто безответственного хама — другое. Если объединить всё в одно — получится третье. И это третье — его сын.