Онлайн книга «Окна во двор»
|
– И все равно я так сильно это люблю, – неожиданно сказал я вслух, дотрагиваясь кончиками пальцев до бумаги. – Я не могу не писать. Мне необходимо утешение, которое я нахожу в литературе, как будто я придумываю отдельный мир, где можно исправить все, что не получается исправить в жизни. Я посмотрел на реанимационный монитор: зеленая линия подскакивала, вырисовывая треугольники через каждую секунду. – Если бы у Шмуля был брат, он бы никогда не впал в кому, – негромко произнес я. Мне захотелось плакать. Ваня молчал; его лицо выражало безмятежное равнодушие ко всему. Не сдержавшись, я хотел пошутить, но прозвучало совсем не смешно, даже жалко: – Господи, в индийском сериале ты бы уже очнулся и начал танцевать со слонами! Я столько личного рассказал, а тебе хоть бы что! Я подался вперед, наклонился к Ване, прикоснулся лбом к узкой грудной клетке с торчащими ключицами, вдохнул запах больничного белья – смесь стирального порошка и ландышей. Я сжал Ванины пальцы в своей ладони – они были теплыми, настолько теплыми, что даже страшно, почему все остальное в нем такое неживое. Кривая линия на мониторе, теплые руки и вздымающаяся грудная клетка – вот и все, что говорит о жизни, а жизни нет. Я почувствовал, как слезы катятся по моей переносице и остаются на одеяле – маленькими круглыми пятнами. – Мне так жаль, – прошептал я, всхлипывая. – Мне так жаль… Я так себя виню. Я поднял голову, обхватил Ванинуруку ниже локтя и прижал к себе, как прижимают младенцев. – Может, зря я заставил их тебя забрать? – негромко спросил я. – Там тебе было бы лучше… Этот сраный треугольник не приемлет вторжение четвертого угла. Он тебя выдавил. Я не заметил, как вошла медсестра и начала мягко отстранять меня от Вани. Она говорила, что ему нужно отдохнуть, что я могу прийти на следующий день, а сейчас необходимо попрощаться. Я горячо зашептал Ване, так, чтобы слышал только он: – Пока, пока, пока! Я еще приду, следующая глава про Джонси, а Джонси – это ты. Когда я вышел из палаты, вытирая глаза тыльной стороной ладони, медсестра, глянув на меня сочувственно и укоризненно одновременно, попросила: – Постарайтесь перед ним не плакать. Его это очень тревожит. – Да он ни на что не реагирует, – огрызнулся я. – Так только кажется. На улице шел сильный дождь. На секунду я замер на больничном крыльце, как и все остальные посетители – выходя, они останавливались у дверей, застигнутые стихией врасплох. Я шагнул под холодные струи – куртка моментально намокла. Я снял ее и остался в футболке – так и отправился к автобусной остановке, чувствуя, как дождь бьет по телу через тонкую ткань. В ожидании транспорта, прячась от ливня, люди набились под пластиковый навес и через стеклянные стены остановки выглядели как маринованные огурцы в банке. Я встал в стороне. Женщина с ребенком на руках, заметив меня, начала тесниться. Она сказала: – Мальчик, вставай рядом, тут еще есть место. – Нет, спасибо! – ответил я, стараясь перекричать поток воды. – Так дождь… Я пожал плечами, отворачиваясь. – Раз идет дождь, значит, надо мокнуть. Она меня, наверное, не услышала. А если и услышала, то не поняла – я сказал это на русском. * * * На идеально вымытой кафельной лестнице оставались мокрые следы – вода хлюпала в кедах, стекала по одежде, капала с волос за воротник футболки и заставляла зябко вздрагивать. Зубы стучали, и я сжимал челюсти, чтобы унять дрожь. |