Книга Окна во двор, страница 148 – Микита Франко

А один парень, назову его Клык, потому что у него на шее висела подвязка с клыком, оказался тем еще ублюдком. Если к остальным у меня по ходу повествования пробивалась легкая брезгливая жалость, то он меня просто вывел из себя.

– Я рос в деревне, – гнусаво говорил он, – нас там было всего пять пацанов моего возраста, и у всех бати – алкаши, а у кого бати не было, у того дед был алкаш, ну и все такое… Ну и мы, короче, тоже пили, лет с пяти, наверное… Ну и, короче, один раз я напился, а мне тогда девчонка нравилась, ну, из восьмого класса, а я был в десятом, ну, короче, ее звали Марина, и я, в общем, пьяный ее того…

– Чего? – не сдержался я от вопроса, хотя так было нельзя.

Ничуть не смутившись, Клык продолжал:

– Ну трахнул я ее короче, типа она была против, но на самом деле нет, и ее батя написал на меня заяву, меня вызвали в ментовку и сказали, ты типа или в тюрьму сядешь, потому что изнасилование – это типа особо тяжкое, или мы тебя определим вместо этого налечение в наркологичку, ну и, короче, я тут.

Чем дольше я его слушал, тем выше у меня поднимались брови – сами по себе. Когда он закончил, меня, конечно, прорвало:

– В смысле, ты тут вместо тюрьмы отсиживаешься, что ли?

– Микита, если ты хочешь высказаться, подними руку, – напомнила мне Дина Юрьевна.

Но мне уже было пофиг на ее правила.

– Вам самой-то норм? – накинулся я уже на нее. – Он вообще-то жизнь девочке сломал!

– Микита, мы никого здесь не осуждаем, – заладила она. – Это безопасное пространство.

– Да как вы можете называть безопасным пространство, в котором сидит насильник?! – Я сам не заметил, как вскочил и начал орать на нее.

– Сядь, пожалуйста.

Дина Юрьевна тоже встала со своего места, попыталась взять меня за плечи, но я вывернулся и юркнул под ее рукой – на выход. Оказавшись в коридоре, я заметил, как подскочила постовая медсестра, будто готовая схватить меня в одиночку, но Дина Юрьевна крикнула:

– Не надо, оставьте его!

Медсестра растерянно опустилась на место.

Я забежал в свою палату, с разбегу упал на кровать и ткнулся лицом в подушку – хотелось плакать, но слез не было, и изо рта вырывались только отрывистые судорожные вздохи.

«Ничего, – думал я, утешая самого себя. – Вчера драка, сегодня вот это, завтра меня точно выгонят отсюда, и больше никаких тупых вопросов».

Следующим утром, сразу после завтрака, Дина Юрьевна вызвала меня в свой кабинет. Я шел к ней с торжествующей радостью, представляя, как она скажет, что терпеть мое безобразное поведение она не намерена и я отправляюсь домой.

Я думал, это случится сразу после тренинга, но за весь вечер ко мне так никто и не подошел. Даже когда я не вышел к ужину, никто не стал настаивать, хотя я слышал, как медсестры шептались обо мне («А он что?» – «Сказали не трогать».). Амир, вернувшись в палату, попытался еще раз пойти на конфликт, назвав меня истеричкой, но, не получив никакой реакции, тут же сдулся.

Теперь же он завистливым взглядом провожал меня до кабинета психолога, где должно было случиться мое освобождение. Я знал, что Амиру тоже хочется домой, но, похоже, что бы он ни делал, это чудесным образом никем не замечалось.

Кабинет Дины Юрьевны оказался в три раза меньше, чем наши палаты, и действительно выглядел частью государственной больницы: выбеленные стены (маркие, если прикоснуться), на потолке желтые пятна, под ногами дырчатый линолеум. В небольшое квадратное помещение вмещались только письменный стол и два мягких кресла с журнальным столиком. Кресла стояли друг против друга, столик – между ними. На них она мне и указала, предлагая сесть. Я послушался.