Книга Невидимые голоса, страница 60 – Саша Карин, Марина Козинаки, Евгения Некрасова, и др.

Кстати, моделью мне тоже посчастливилось побывать, осуществить давнее желание юности. Мое фото разместили на обложке рекламного журнала нашего фитнес-клуба. Счастливая, я позирую в спортивном купальнике и завязанной узлом белой хлопковой футболке – мокрой насквозь.

Несколько лет это было в основном заголовками новостей.

Для тех, кто живет в Особенном Городе, происходящее так и осталось далеким медиашумом. В Особенном Городе его было легко развеять: подходишь к раковине и открываешь кран.

Силюсь вспомнить, с чего началась моя история. Возможно, с одного солнечного дня на степном перешейке. Очередь машин августовским полднем, половина из них – каникулярного типа: забирают детей от своих приморских родных и везут домой. Теперь говорят просто: «на материк». Машины стоят перед контрольно-пропускным пунктом. Последние летние выходные, за ними бетонные плиты школьного двора, каштаны на асфальте, жизнь основная. Ради нее можно потратить сутки на дорогу. Десять часов займет стояние в очереди на границе. Когда мы наконец трогаемся и я снимаю босые ноги с панели, влажное пятно от щиколотки высыхает за пару секунд.

Остановившись за шлагбаумом, вижу семью у противоположной – «въездной» – стороны КПП. Они разгружают машину на транспортном досмотре.

Чемоданы, полотенца, термосумка для еды. Все на деревянный поддон, как на рынке; что не влезло – прямо на асфальт. Ребенок еще мал для школы, семья едет к морю в бархатный сезон.

Отец выполняет классический пограничный трюк «попрыгай запаску»: старается поднять повыше и уронить запасное колесо, а пограничник по звуку определяет, везут ли в шине наркотики, оружие и экстремистскую литературу. Мальчик в беленьких шортиках смеется гулкому резиновому звуку. Прямо не лето 2018-го, а иллиесовский 1913 год, идиллия, подернутая солнечной сепией.

Только пограничники стоят в респираторах.

В следующий раз я увижу респираторы в 2020 году.

А пока я стою в майке. А все пограничники – в спецсредствах индивидуальной защиты. В отличие от них, мальчик со смуглыми коленками, я и несколько сотен людей – суточная пропускная способность пограничного пункта – еще не знаем, что в воздухе зашкаливающее количество диоксида серы из-за аварии на химзаводе в десяти километрах от границы.

На следующий день контрольно-пропускные пункты закрыли.

Детей из приграничного города отправили в Артек.

И я, и они смогли выехать.

Тогда я еще не понимала, что это редкое везение.

* * *

Так начинается мое путешествие по сухим артериям моего дома. Дома виноградников, водопадов и шершавых персиков.

Или ещераньше?

Я сижу на осколке бута – вечные остатки строймусора на участке, смотрю на шланг под миндалем. Листья у миндаля узкие и желтоватые, скрученные от жары.

На часах 16:30.

16:35.

16:40.

Сухая тишина.

Положенные полчаса полива сокращаются с каждой минутой. Я оцениваю, что не успею полить в этот раз. Пожертвую барбарисом. В конце концов, как много человеку надо барбариса?

Когда шланг начинает шипеть и подергиваться, у меня остается меньше двадцати минут, чтобы вылить по луже под деревья и маленький куст инжира. Газона и цветов на участке давно нет.

Стоит еще высокое солнце, и вода испаряется мгновенно, оставляя под деревьями марсианские растрескавшиеся фактуры. В 17:00 шланг спазмирует последними булькающими толчками, и через минуту я слышу вибрирующий звон: сосед набирает воду в большой железный бак – пришло время полива следующей линии. У него своя методика – после заката он ведрами разносит теплую воду из бака.