Книга Черная овечка, страница 153 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

— Почему он решил, что это ваша вина, Сара?

Грудь Сары вздрагивает от неровных вдохов. Ее губы дрожат. Она шмыгает носом и протягивает руку, постукиваяею по поверхности стола. Я пододвигаю коробку с салфетками к ее блуждающим пальцам, и она берет одну. Слезы текут по левой стороне ее лица, когда она наклоняет голову вперед.

— Потому что Ксантей думал, что я родила дочь Дьявола.

Я чувствую всплеск любопытства со стороны Илая и Лэнгилла, как электрический ток в комнате. Но для меня это, конечно, не новость. Я слышала это из разговора Самуэля с Зарой. В детстве мне говорили нечто подобное, будто я нахожусь под влиянием тьмы или что шепот дьявола сбивает меня с пути истинного.

Я бросаю взгляд на Илая. Он ободряюще улыбается мне, кивая, чтобы я продолжала. Сейчас я ни за что не смогу остановиться. Мои брови сходятся на переносице. Извинение вертится на языке, но так и не слетает с губ.

— Почему он так подумал? — спрашиваю я, переключая внимание на Сару.

— Ава не была… нормальной. Ну, что вначале, наверное, все было хорошо, — Сара склоняет голову и вытирает слезы, которые текут по ее левой щеке. — По крайней мере, так мне говорили другие, когда Ава была маленькой. Дети воспитывались в общине, и я проводила с ней не так много времени, как следовало бы. Я просто… не была готова.

Я смотрю на свой ноутбук, как будто проверяю важные данные, но на самом деле я не вижу экрана. Лишь пустыня и мои самые ранние воспоминания о матери, ее тихое, отстраненное поведение — не более чем тень в моих воспоминаниях.

— Говорили, что у нее продвинутый уровень. «Одаренная Богом», — говорит Сара без подсказки. — Ава рано научилась говорить. Она умела читать и решать математические задачи раньше других детей. И она могла вспомнить все, что хотела, и никогда этого не забывала. Однажды, когда ей было всего четыре или пять лет, она прогуливалась с Грейс и остановилась рядом с металлическими воротами сада. Она закрыла глаза и рассказала отрывок, который мы читали на последней молитвенной службе. Когда Грейс спросила ее, как она это запомнила, Ава сказала, что запоминает вещи, представляя их в коммуне, и она поместила весь отрывок прямо у ворот.

Воздух вокруг меняется. Я не отвожу взгляда от Сары, но краем глаза улавливаю движение Илая, когда он прикрывает рот рукой. Агент Лэнгилл шепчет ему что-то неразборчивое, и Илай отвечает, что с ним все в порядке, но наклоняется вперед на своем стуле и кладет руки на колени.

Я сглатываю и прочищаю горло.

— Когда они начали думать, что она… злая? Что изменилось?

— Думаю, все началось с вопросов. Если что-то не имело смысла для Авы в Священных Писаниях, она так и говорила. Она бросала вызов учению. Никто так не делал, и она быстро выяснила, почему, — говорит Сара, промокая свою влажную кожу свежими салфетками. — Но наказание ее не остановило. Она лишь стала еще… мрачнее. Она стала более дерзкой.

— Что вы имеете в виду?

— Она дралась с другими детьми. Она все разрушала. Однажды, когда ей было семь, у нее случился приступ ярости, и она вырвала все помидоры, кроме двух, пока ее не поймали. За это ее бросили в Ложе для грешников на целую ночь, — говорит Сара, сгибая костяшки пальцев, и один из ее суставов хрустит.

Я все еще чувствую холодную сталь на своих окровавленных руках. Я чувствую вкус пыли, запах мочи, когда у меня не было другого выбора, кроме как лечь в металлический ящик. Никто не проверял, как я. Они просто оставили меня в темноте. Кричащей. Я орала до тех пор, пока голос не сорвался.