Книга Черная овечка, страница 152 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

— Мы разговорились. Я была беременна, живот большой, поэтому они спросили о ребенке. Мне только исполнилось восемнадцать, я еще не была у врача и даже не знала, куда еду. Я сказала им, что хочу перебраться в Калифорнию и, возможно, устроиться на работу в ресторан, посещать какие-нибудь занятия. Я хотела стать актрисой. Я знала, что у меня не хватит денег, чтобы добраться до Лос-Анджелеса, поэтому хотела поехать так далеко, как смогу, и проложу себе дорогу туда. Когда подошел автобус, они сели через проход от меня и рассказали о своем сообществе. Они сказали, что у них есть маленький городок вокруг водного источника. Они сказали, что я могу работать там и помогать ухаживать за садами и животными в обмен на жилье и шанс встать на ноги, — Сара теребит свои пальцы, натирая кожу на костяшках пальцев. — Мне не потребовалось много времени, чтобы согласиться. Они так идеально все описывали. Они были такими милыми, а я была одна.

Я проверяю показания, поступающие через мой ноутбук, сцена, которую она описывает, связывает развязанные концы моей истории в свободныеузлы.

— Опишите мне, что вы почувствовали и пережили, как только согласилась.

— Сначала я почувствовала облегчение. Словно я загадала желание, и оно сбылось в одно мгновение. Но вы же знаете, что говорят о желаниях… — Сара глубоко выдыхает и склоняет голову. Ее пальцы скручиваются и расплетаются в постоянном движении. — Поначалу все было хорошо. Я встретила Ксантея, и он поприветствовал меня, объяснил правила сообщества. За несколько недель я освоилась. Я молилась в храме так, словно делала это всю свою жизнь. Я помогала в саду, хотя у меня не было большого опыта. Мне нравилось быть частью сообщества, даже если это казалось немного странно.

— Странно в каком смысле? — спрашиваю я, любопытствуя о том, что ей показалось странным с ее точки зрения «одной из избранных» Ксантея.

Сара пожимает плечами.

— Они почти никогда не покидали общину. Только Ханне и Грейс разрешали. Мне пришлось завязать глаза, когда они меня забирали. Молитвы, язычество и все такое. Однако вскоре это перестало казаться таким уж странным. Это стало нормальным. Даже удобным, потому что я нравилась Ксантею. Я стала его пятой женой еще до рождения ребенка. Я упорно трудилась, чтобы оставаться в фаворитках.

— Вы беспокоились о том, что перестанете быть ему полезной? — спрашиваю я.

— Да.

— Из-за чего?

Сара снова склоняет голову. Ее плечи опускаются.

— Он находил оправдания, чтобы… наказывать… любого.

Я сопротивляюсь желанию поерзать на своем сиденье. Дискомфорт стягивает мою кожу. Мои шрамы на спине как живые существа извиваются и царапаются, отчаянно желая, чтобы их увидели.

— Как наказывал?

— Избиения. Порки. Ожоги. Изоляция в металлическом гробу, который он называл «Ложа грешника». Попадание в немилость имела ужасные последствия, — говорит она на прерывистом дыхании, указывая на свои солнцезащитные очки. — В конце концов, он завладел моими глазами. Он сказал, что по моей вине все развалилось за эти годы. Он сказал, что я никогда больше не увижу красоту Божьего творения.

Я бросаю взгляд на агента Лэнгилла, но он не отрывается от своих заметок. Присутствие Илая рядом с ним отягощено интересом и любознательностью, но я не встречаюсь с ним взглядом.