Книга Черная овечка, страница 102 – Бринн Уивер, Алекса Харлоу

Бриа лежит ко мне спиной. Ее ребра поднимаются и опускаются. Одеяло укрывает ее от груди и ниже, оставляя плечи обнаженными. Мой член дергается, вспоминая ее слова: «Бери, что хочешь, когда хочешь этого, ведь я тоже хочу этого». Я начинаю придвигаться ближе, случайно сдергивая одеяло, и замечаю кое-что, чего раньше не видел.

Длинный прямой шрам, кожа сморщена и слегка топорщится. Далее начинается другой шрам, идущий вниз, скрытый одеялом.

Кристаллики льда танцуют под моей кожей. Сердце бешено колотится. У меня перехватывает дыхание.

Я медленно стягиваю одеяло, обнажая шрам за шрамом, пересекающие ее кожу крест-накрест до середины спины. Вперемежку с длинными косыми чертами появляются круги или небольшие зазубренные метки. Следы от кнута. Порезы и ожоги.

«Никаких игр с ударами, пока я так не скажу», — сказала она вчера вечером. Я не придал этому особого значения. Я просто предположил, что ей такое не нравится.

Закрываю глаза и делаю долгий, прерывистый вдох. Бриа теперь доверяет мне, раз позволяет увидеть. Она не просто принимает самые темные стороны моей натуры, она принимает их с распростертыми объятиями. И теперь дает шанс сделать то же самое для нее.

Я теперь хочу не толькозащитить ее от прошлого, но и содрать гребаную плоть с того, кто это сделал, голыми руками.

Ярость подступает к горлу. Мой палец дрожит, когда я касаюсь одной из линий. Я никогда не испытывал такой смеси гнева и печали, как сейчас, прикасаясь к этому шраму и представляя мириады ужасов, которые причинили этой девушке. Мои мысли разлетаются, как комья грязи, слетающие с вращающегося колеса. Почему? Когда? Чем? Больше суток? Много дней? Много лет? Сколько времени они заживали? Кто, черт возьми, мог это сделать? Где они? Я убью их. Я найду их, свяжу и убью за то, что они сделали.

Я шепчу проклятие, проводя еще одну линию, мои глаза щиплет, когда они останавливаются на самой широкой отметке. Бриа шевелится, и ее тело напрягается. Она приподнимает одеяло и поворачивается ко мне лицом.

— Привет, — шепчет она.

Я сглатываю, пытаясь сдержать пламя в горле, чтобы оно не заглушило мое единственное слово.

— Привет.

— Ты так мирно спал. Не хотела тебя будить. Надо было сказать. Еще вчера вечером, чтобы это не стало шоком, — говорит она ровным голосом, несмотря на всю мою ярость, как будто это всего лишь поверхностные отметины и их история больше не причиняет боли. Я не знаю, как это возможно. И сомневаюсь, что это так.

— Ты не обязана мне ничего объяснять, Бриа.

— Ты можешь спросить.

Я пытаюсь умерить ярость, которая сжигает мои внутренности и разжигает огонь в крови. Я хочу знать, правда. Но что еще более важно, она дает мне разрешение спросить.

— Когда это случилось?

— В детстве.

— Это Самуэль сделал?

— Боже, нет, — решительно говорит она, и я чувствую некоторое облегчение от того, что мне не нужно отправляться в Сидар-Ридж и убивать старика, хотя желание убить того, кто нанес эти шрамы, все еще скручивает мои органы в болезненные узлы. — Это было задолго до него, в моей первой семье. Просто им не нравился чрезмерно любознательный ребенок. Непослушный еще меньше. Но им нравилось наказывать меня за это.

Я ничего не говорю. Просто убираю волосы с ее лица нежными движениями и жду. Я знаю, что она снова предугадает мои вопросы, как всегда, пророчески, и будет отвечать на них только так, как сама захочет.