Книга Шоколадница в Академии магии, страница 85 – Татьяна Коростышевская

– Итак, мадемуазель, – Дюпере вернул мне «Свод», – у нас с вами осталась на сегодня только одна мелочь – клятва Заотара.

– Как прикажет монсиньор.

– Вы никому не расскажете о том, что произошло здесь и сейчас. Оно останется в этих стенах. Ступайте.

И все? Никаких заклинаний или обрядов?

– Поздравляю, – шепнул мэтр Картан, провожая меня к двери, – если к концу этого учебного года вам удастся войти в тройку лучших студентов, оплату за следующий с вас взымать не будут.

Я вышла из канцелярии, пошатываясь, присела на скамью – ноги не держали. Из-за неплотно прикрытой двери в фойе-пещеру до меня доносились мужские голоса.

– Умненькая девочка…

– Случайность, господа. Ни одному магу не могло прийти в голову такое простое заклинание.

– Она связала «врата» и «воду» мудрой «нан», которая в первую дюжину не входит.

– Случайность!

Я покраснела: случайностью это не было. «Нан», значение которой расшифровывалось как «трудный» я подсмотрела в конспекте близняшек Фабинет. «Трудно поймать змею левой рукой, основной элемент связывания».

– Гаррель, где-то я эту фамилию слышал, вертится что-то такое…

– Рене, во имя святыхпокровителей, если следующей пассией вашего лорда-директора станет, например, Аррель Тагранаки, я вас покалечу.

– Лорд-директор счастливо женат на бывшей студентке, Мишель, вы давно не следите за сюжетом. Сейчас в центре него лорд-заклинатель из далеких земель, нанятый учителем боя на мечах. Кстати, я намеревался ввести в историю призрака-помощника юной девы барона де Сада. Или, может, сделать его маркизом? Маркиз де Сад… Неплохо звучит?..

Кажется, склонность к анаграммам была чем-то вроде профессиональной болезни магов. Де Сад, это, разумеется, де Дас, а Аррель Тагранаки – ваша покорная слуга. Месье Ловкач тоже обожает всякие фокусы со словами. Если бы не он, Катарина Гаррель вряд ли смогла бы слету разобрать филидский перевертанс или сейчас понять, о чем идет речь.

– Информасьен, – задребезжало у самого уха, – занятие в Малахитовой башне у мэтра Оноре через десять минут.

Я вскочила, поблагодарила и со всех ног бросилась к порталу. Общая магия! Нельзя на нее опоздать. Навстречу мне из пламени выступили мужские фигуры: два пожилых месье в зеленых мундирах и экзотический господин в чалме и расшитом мудрами парчовом плаще. Присев в почтительном реверансе, я едва дотерпела, пока они пройдут мимо, – хотелось немедленно прыгнуть в камин.

Мне позволили посещать консонанту! Наградили двумя сотнями баллов! Не наказали! Новое расписание будет интересным и обширным! Невыразимое, невообразимое счастье!

Обед я уже пропустила, но нисколько из-за него не переживала. У меня только что началась белая полоса. Тогда я не знала, насколько узенькой она окажется.

Лекция мэтра Оноре касалась так называемой иерархии чувств, которыми требовалось наполнять формулы заклинаний. Изображалась иерархия в виде пирамиды, основание которой занимали безусловные чувства – голод, жажда, желание сна, а венчалась она острием «абсолютного божественного просветления». Мы, маги, должны были использовать то, что находилось между этими двумя крайностями. Нет, не должны – нам это рекомендовалось. Мэтр желал нам божественного просветления, но сомневался, что многие из нас его достигнут. Что же касается чувств примитивных, прибегая к ним, можно было нанести вред собственному телу. Хотя подвижников прошлого, например, это не останавливало. Лет триста назад умерщвление плоти практиковалось повсеместно.