Книга Фабрика воспоминаний, страница 42 – Клелия Ренуччи

Развернув бумагу, Габриэль прочитал: «Я хотел рассказать историю величайшей любви всей моей жизни, историю об Ориане». Его одолел смех. Мастер, конечно, обладал многими ценными качествами, но поэтом точно не был.

Пробы ради Габриэль нажал на какую-то квадратную кнопку, и, к его удивлению, на передней панели машины сразу загорелись индикаторы и циферблаты. Он вставил перфокарту в подходящий по размеру слот, и одна из лампочек замигала красным. Сбоку от «большого ящика» стоял аккуратный чемоданчик, в котором обнаружился обтянутый холстом пробковый шлем, похожий на мотоциклетный образца пятидесятых годов, с кожаными наушниками, и очки с непрозрачными стеклами. Габриэль подключил электроды к разъемам. Два никуда не подходили. Он принялся разглядывать шлем и тогда только сообразил, что электроды вставляются в наушники. Габриэль улегся на старый, потертый шезлонг, водрузил на нос очки и стал ждать.

«Это непременно будет уникальное переживание, ведь все органы чувств заблокированы», — сказал он себе. Если при просмотре воспоминаний на современных устройствах пользователь не теряет привычных ощущений комфорта, эта старинная конструкция окутывала его, точно изолирующая оболочка или плотный слой ваты. К воспоминаниям, в которые Габриэль погрузился тем вечером, до него не обращался никто. Габриэль ощутил, будто перестает быть самим собой и перевоплощается в Джакомо, влюбленного в Ориану.

Он увидел ее и поразился: в любящих глазах Джакомо Ориана выглядела еще красивее, чем помнилось Габриэлю. Джакомо корпел над пружинкой какой-то скрипки, и вдруг дверь отворилась. Сначала на пороге возникла виолончель Орианы, а потом и она сама. Джакомо поднял голову и замер. Вид у Орианы был нерешительный. Беспокойство во взоре лишь добавляло шарма ее лицу, залитому утренним солнечным светом. Ориана походила на юную богиню. Джакомо продолжал сидеть не шевелясь, словно не желая спугнуть этот мираж неуклюжим движением, и рассматривал посетительницу, точно античную статую. Художник только что нашел свою музу в этих ясных глазах, в этих точеных скулах, и ситуация сложилась иначе, чем у Дидро в «Племяннике Рамо»: в отличие от племянника, не Джакомо в мольбе преклонил колени перед божественной дамой, а она первая одарила его благосклонной улыбкой.

Ориана приоткрыла рот, но не издала ни звука. Джакомо наконец опомнился. Он медленно подошел, скользнул взглядом по ее загнутым ресницам и нежному контуру губ, после чего наклонился к футляру с инструментом, случайно коснулся руки Орианы, они безотчетно улыбнулись друг другу. Джакомо, не чуя под собой ног, забрал виолончель. Он водрузил на верстак потертый футляр, погладил его и проворно отщелкнул замок, точно расстегнул блузку на груди прелестной посетительницы. Она тоже приблизилась к верстаку, шурша юбкой.

— Свистит струна ми, — произнесла Ориана, устремляя на Джакомо пронзительные зеленые глаза.

Мастер осторожно положил футляр на пол, посмотрел на виолончель и обомлел: красавица владела сокровищем работы Андреа Кастаньери, ученика Страдивари, который жил в Париже вплоть до своей смерти в 1747 году! Поистине сама судьба привела Ориану в его мастерскую!

— Я тоже родом из Кремоны, как ваша виолончель, — хрипло выговорил Джакомо.

Ориана доброжелательно ответила: