Книга Фабрика воспоминаний, страница 40 – Клелия Ренуччи

Габриэль очень внимательно слушал Клаудию минут двадцать, после чего осведомился, где она научилась бегло говорить по-французски.

— Мой отец обожал Францию, язык этой страны и тамошних женщин. Он не мог не поделиться своей страстью с нами.

— Женщин? — встрепенулся Габриэль. — Из-за них он вернулся в Италию?

— Вы имеете в виду «несмотря на них»? — уточнила Клаудия со вздохом. — Я так и не выяснила, что послужило причиной его возвращения. Отец сорок лет прожил в Кремоне, и тем не менее Париж оставался для него раем на земле. Он перебрался туда в двадцать втором году, чтобы построить карьеру. В здешних мастерских процветал непотизм, дело передавалось от отца к сыну. Джакомо ощущал себя чужим и отправился на поиски лучшей доли. Сначала он работал в скрипичной мастерской на улице де-Ром, затем открыл свою где-то неподалеку…

— На улице Льеж, — подхватил Габриэль. — И он преуспел, да еще как! К нему обращались величайшие музыканты того времени! Отреставрированные им скрипки были исключительного качества. Вероятно, ваш отец не терял духовной связи с родиной… Из всех воспоминаний, которые вы выставили на продажу, большая часть инструментов — итальянские.

— Вы правы, — задумчиво подтвердила Клаудия. — Он бежал из Италии, стремясь начать новую жизнь, и косвенно именно это вернуло его к глубоким корням. Я думаю, что он всю жизнь чувствовал себя кремонцем в Париже, парижанином в Кремоне, нигде не пришедшимся ко двору.

— А та особа, что фигурирует практически во всех его воспоминаниях, она… она и есть ваша мать? — с трудом проговорил Габриэль.

На вид Клаудии было лет шестьдесят, и ему казалось, будто он угадывает в ее лице черты Орианы — высокие скулы, озорные ямочки на щеках. Он не мог сдержать эмоций, и на его глазах выступили слезы. Голова Габриэля разрывалась от вопросов: «А вдруг Ориана жила в Кремоне, давала концерты, растила дочерей, Луизу от первого брака и Клаудию от второго, с Джакомо? Тогда получается, что с этим противным усачом Полем Девансьером она все-таки разошлась?» Взяв себя в руки, он выжидательно уставился на Клаудию.

— Моя мама была итальянкой… — ответила она мягко, явно заметив то смятение, в котором пребывал ее собеседник. — Насколько мне известно, она вторая большая любовь моего отца. Они встретились в пятидесятых годах, когда он возвратился в Кремону. Женщина из воспоминаний — его пассия Ориана Девансьер, парижская виолончелистка. Родители мало что мне о ней рассказывали, но в детстве я иногда слышала, как они ссорятся. Мать упрекала отца за то, что он днями напролет затворяется в прошлом, за то, что его мысли занимают исключительно Ориана и ее Кастаньери. По-видимому, он скорбел о ней и не мог вести себя иначе. До сих пор не знаю, когда и почему их отношения закончились.

Габриэль сокрушенно кивнул и поднялся с дивана, но Клаудия удержала его.

— Я вижу в ваших глазах тот блеск, который оживлял взгляд моего отца после того, как он по несколько часов подряд уединялся на чердаке…

Габриэль повернулся к ней и застыл.

— Если хотите, я покажу вам мастерскую. Он оборудовал ее на первом этаже… Здесь и работал до конца своих дней, уделяя особое внимание Кастаньери, которую привез сюда с собой из Парижа.

От изумления Габриэль онемел. Сара улыбнулась хозяйке, толкнула своего друга в бок и ответила вместо него: