Книга Фабрика воспоминаний, страница 12 – Клелия Ренуччи

— Зачем тогда ты продаешь свои воспоминания? — поморщился Габриэль.

— Вечное «зачем»! Габриэль, право слово, годы идут, а ты не меняешься! Еще в детстве только и знал, что выискивал повод, лишь бы ничего не делать! Проблема не в том, зачем или почему, а в том, как это сделать! Как мне продавать свои воспоминания? Проживая их! И просто живя. На самом деле мы хотим не более того, что нам доступно. Остальное — игра воображения.

Мимо собеседников прошел официант с блюдом аккуратных крок-месье с васаби. Взяв один, Антуан продолжил с набитым ртом:

— Вот, например, это маленькое чудо. — Он подставил ладонь, чтобы не уронить на пол ни крошки. — Я и не подозревал, что мне хотелось съесть его, однако теперь моя неосознанная потребность удовлетворена, за что спасибо тебе и твоему кулинарному таланту, дорогая Сара!

К ним присоединились Эдуард, Аня и Варя. Все трое были уже весьма навеселе.

— Не желаете ли потанцевать, дамы? — спросил Эдуард, вынимая телефон из кармана брата и прибавляя громкость песни «Лето в городе» группы «Лавин Спунфул». — Со мной две сестры из «Вишневого сада»! Напомните, которую из вас удочерили?

— Меня, — ответила Варя. — Это произошло, когда мне было пять лет.

Она улыбнулась и пошла танцевать с Эдуардом, а Антуан пригласил Сару, которая смотрела на одного Габриэля.

Почти все гости находились в том подвешенном состоянии, в котором разум и рассудок засыпают, а тело более не способно себя контролировать. Кто-то, уже совсем опьянев, не мог подняться и лишь кивал в такт музыке. Кто-то продолжал беседовать, помахивая руками и притопывая. Кто-то собрался с силами и пустился в пляс, а самые восторженные хором выкрикивали припев или, стоя на диване, колотили руками по стене. Когда Габриэль врубил «Убивая во имя», вечеринка приняла новый оборот: мальчишки средних лет кинулись на импровизированный танцпол и задергались в ритме пого, мысленно перенесшись в годы своей юности. Затем незамысловатость риффов Курта Кобейна и мощь барабанов Дэйва Грола втянули присутствующих в вихрь радости оттого, что они собрались сегодня все вместе.

Официанты внесли подносы с креманками, наполненными сорбетом из личи и лемонграсса. Эдуард подошел к Габриэлю, который, глядя куда-то в пустоту, сидел на диване и ворошил распущенные волосы Сары, положившей голову ему на колени.

— Ты почему сегодня такой грустный? — полюбопытствовал старший брат.

— Если скажу, будешь смеяться, — отозвался младший.

— С чего это? Ты возводишь на меня напраслину, братец, — покачал головой Эдуард, тоже опускаясь на диван. — Выкладывай. Что с тобой творится?

— По-моему, я влюбился.

— В нее? — спросил Эдуард, кивая на Сару.

— Нет, — выпалил Габриэль (слишком поспешно, на вкус Сары, которая слушала их сквозь полудрему), — в одну женщину.

— В женщину? Умеешь ты заинтриговать! Так, сейчас четыре часа утра, надеюсь, хотя бы к завтраку мы будем знать все в подробностях.

Габриэль улыбнулся, зная, что язвительность Эдуарда была не более чем маской, которую ему пришлось надеть слишком рано.

— Если помнишь, я говорил, что собираюсь купить воспоминание о «Федре»…

— В постановке Барро? Разумеется, помню, хоть и не возьму в толк, почему вас всех так возбуждают эти дефективные обрывки чужой памяти. Когда кто-нибудь взахлеб убеждает меня, что я непременно должен посмотреть то или иное воспоминание, мне на ум приходит либо тетя Симона, показывающая свои снимки из отпуска, либо священник, крутящий слайды диафильма с притчей о блудном сыне.