Книга Фабрика воспоминаний, страница 11 – Клелия Ренуччи

Габриэль направился к Саре. По пути он слышал взрывы смеха, кокетливое перешептывание и обычные светские беседы:

— Так ты беременна?! Поздравляем! Это будет твой первенец?

— Нет, у меня уже есть сын.

— Ну надо же, а я и не знал! Как его зовут?

— Эдип. Хотя сначала мы планировали назвать его Гераклом или Улиссом.

Габриэль в недоумении приподнял брови. Поймав взгляд собеседника молодой матери, он понял, что тот озадачен не меньше.

Сара обсуждала с Антуаном воспоминание, которое купила для потерявшего память отца.

— Мы говорим о воспоминаниях, об этой форме идеализации прошлого, которая стала так популярна в наши дни, — пояснила она, взглянув на Габриэля.

— Мы все рождаемся с неудержимым FOMO, который мучает нас до конца жизни, — ответил он.

— Fear of missing out? — уточнил Антуан.

Габриэль кивнул, улыбнувшись, и продолжил:

— Боязнь что-то упустить, остаться без чего-либо. Едва человек приходит в этот мир, им овладевает меланхолия, побуждающая его исторгнуть первый вопль дискомфорта, причиной которого, раз уж тебе так по душе эта терминология, является FOBO, Fear of a better option, а по-нашему — страх выбрать не лучший вариант. Живот или жизнь? На этот вопрос мы отвечаем криком. Тут уже проще: восьмидесятые или семидесятые? Девятнадцатый век и гризетки на Итальянском бульваре или двадцать первый век и китаянки у ворот Сен-Мартен? Какой вариант лучше? Поскольку мы по природе своей не в состоянии существовать в нескольких эпохах, эта боязнь, которую мы преодолеваем за секунду, когда выбираем между концертом или званым ужином, по отношению к прошлому была и будет непреодолимой. Мы конституционально обречены тосковать, ощущая свою ограниченность во времени, мы несовершенны по своей сути.

— Хм-м… Что до меня, я тоскую вовсе не по прошлому, — помотал головой Антуан, — а по одному белому порошочку, который вам с братом посчастливилось невзлюбить и который я хочу сейчас нюхнуть в каком-нибудь укромном уголке. И кстати, если разобраться, о главном ты умолчал: именно ограниченность, нехватка чего-то важного лежит в основе всех наших желаний! А может, и наоборот, я что-то запутался.

Постояв на месте, Антуан поводил носом и, хихикая, ускользнул в коридор.

— А пожалуй, правду говорит этот… как бишь его зовут?

— Антуан! Да ведь ты его сто раз видела!

— Никак не запомню! Точно, Антуан! — рассмеялась Сара (внезапное веселье своей подруги Габриэль объяснил тремя выпитыми бокалами шампанского). — Повторяю, он правду говорит. Нет нехватки — нет и желания, нет боязни что-то упустить — нет поиска решений. Сожаления, иллюзии, страхи, неожиданности, трепет, прогресс, неудачи, надежда порождаются стремлением заново обрести время. Но не потерянное время, а непрожитое.

— Мы идеализируем то, чего никогда не узнаем, — кивнул Габриэль. — Сильнее всего мы любим, если любовь невозможна. Едва она становится реальностью, все рушится.

— А мне кажется, это заблуждение, — возразила Сара. — Его усердно тиражировали романтики, возводившие своих муз на пьедесталы. Ничто не мешает нам и дальше любить то, что мы идеализировали ранее. Любовь и идеал гармонируют между собой и увековечивают друг друга в счастье.

— Нет смысла в удовольствии, которое не заслуживает того, чтобы о нем стало известно окружающим, — вмешался откуда ни возьмись появившийся Антуан, чьи зрачки заметно расширились. — Я перефразирую высказывание Мариво и соглашаюсь с Сарой, для которой так важна искренность настоящего момента. Никакой безутешности, никакого пережевывания давно утраченного, никаких горьких раздумий о прошлом — я хочу жить сейчас!