Книга Нелюбимая жена-попаданка для герцога, страница 54 – Ульяна Соболева

Я разделила людей. Одни — убирают. Другие — несут тюфяки с соломой. Кто-то —стирает ткани, кипятит воду, носит дрова. Больных, один за другим, осторожно и почти молча, укладывают в угол амбара, в «лазаретный отсек», перегороженный занавеской из старого одеяла.

— Они же могут всех заразить! — пищал кто-то из толпы.

— Они уже заразили. Если хотите — прячьтесь в погреб. Или помогайте. Выбор —за вами.

Старик, тот самый, что всегда бурчал, подошёл первым. Помог растянуть ткань.

Потом донес один из тюфяков. Потом тихо сказал:

— Моя дочь умерла от чумы. Я знаю, каково это. Помогу.

Я кивнула. Молча. Иногда «спасибо» — слишком мелкое слово для таких поступков.

Больных я осматривала одна. В перчатках, с повязкой. Дышала сквозь влажную тряпку, которую приходилось менять каждый час. Сердце стучало в висках. Пятна на телах множились. У кого-то — кровавый понос. У кого-то — гной в глазах. У кого-то — уже пустой, стеклянный взгляд.

Я сжимала зубы.

Отирала лоб.

Приказывала вслух, чтобы руки не дрожали.

— Обтирать уксусом. Дышать над травами. Отвар мать-и-мачехи. В воду — мёд и соль. Одежду — сжечь. Всех, кто ухаживает — в маски. Не пить из одного кувшина.

Не спать вместе. Не обниматься.

— Миледи, а как же обряды?

— Когда они выздоровеют — тогда и будут обряды. А пока — я ваша богиня проклятье и последний шанс.

И всё работало. Система. Организация. Железная дисциплина. Я. Маленький человек в ночнушке, ставший главврачом, санитаркой и моргом в одном лице. И только в конце дня, когда все улеглись, все угомонились, и даже Василиус тихо сопел на полке, я села у двери и впервые за весь день закрыла глаза.

На секунду.

На один вдох.

А потом снова встала.

Потому что завтра — снова бой.

А я, чёрт возьми, не проигрываю. Даже если против меня сама смерть.

Ночь в лазарете пахнет страхом. Не тем, что визжит, мечется, дерёт стены ногтями.

А тем, что дышит тебе в затылок, шепчет в темноте: «а если ты ошиблась?» — и исчезает, оставляя после себя дрожь на коже и сухость в горле. Я сижу у стены, рядом с угасающим костром, обмотанная шарфом, перчатки сняты, пальцы болят, как будто я ими сама перевязывала мир. Все спят. Те, кто смог Те, кто нет — лежат, ворочаются, бредят. И я одна. Наконец-то.

Мысли приходят, как пациенты в приёмной: по одному, каждый со своей жалобой.

Что теперь? Как дальше?

Я знала чуму. Я её боялась. Любой врач её боится, даже если прятаться за степенями, орденами и современными препаратами. Потому что чума — это не просто болезнь. Это монстр. Она сжигает целые города, как свечки. Она приходит с одним больным и уходит только тогда, когда её насытишь.

Я закрываю глаза и вспоминаю всё, что учила, всё, что знала. Все пары в университете, ночи с книжками, случайные статьи, разговоры с эпидемиологами: дежурства в инфекционке. Лекарств нет. Вакцины нет. Но…

Изоляция — работает.

Гигиена — критична.

Жара и влажность — враги.

Питание — важно.

И главное — борьба со страхом. Потому что, когда люди сдаются, умирают даже те, кого можно было спасти.

Я вспоминаю, как однажды старый профессор в ординатуре сказал: «Ты не лечишь болезнь. Ты лечишь человека. А болезнь — это просто гость, которого надо выгнать»,

Значит, выгоняем.

Я встаю. Подхожу к столу, где лежит мой самодельный блокнот, собранный из пергаментов и обрывков. Перо, чернила, руки дрожат, но я пишу. Составляю график.