Книга Хозяйка старой пасеки 2, страница 47 – Наталья Шнейдер

— На ульи. Хочу опробовать новую систему, позволяющую не убивать пчел по осени.

— Значит, то, что должно было быть вместилищем праха, станет домом для живых божьих созданий? — Он широко улыбнулся, бросил многозначительный взгляд на Акульку, которая таращилась на нас, разинув рот. — Благословляю тебя, дочь моя, на подобное дело. И с удовольствием благословлю и твою пасеку с новыми ульями.

Но если бы только гости мешали мне разобраться в собственном имуществе! Повседневные дела тоже не ждали — и ждать не собирались. Напомнила мне о них Стеша:

— Барышня, дозвольте медвежатину к ужину изжарить. Ежели вы, конечно, вкуса дичины не чураетесь.

Я подпрыгнула.

— Не смей!

— Так я же для господ, — залепетала она. — Нам-то, понятно, барское мясо…

— Да я не о том! Мяса мне не жалко, десятка пудов на всех хватит. Но его нужно готовить по-особенному.

— Медвежатина хорошая, свежая, чего ее особо готовить? Дед мой сказывал, на барской охоте прямо сразу дичину нарезали да на прутиках над костром жарили для господ.

— Свежая-то свежая, но сперва нужно… — Я оборвала себя на полуслове. Где и как я собралась проверять это мясо на трихинеллез?

— Сперва что, барышня? Вы скажите, я все исполню в точности.

— На охоте свежее мясо скорее ритуал, чем настоящая трапеза, — сказал Нелидов. — Медвежатина отдает железом, если ее не вымочить, а для мягкости лучше готовить долго, как и любую дичину. — Он улыбнулся и добавил, словно извиняясь: — Вы наверняка знаете все это лучше меня, Глафира Андреевна.

— Вот и я говорю, нужно сперва вымочить, — выкрутилась я. — Самое малое — на полдня в воде. А лучше сперва в воде, а потом в квасе или в воде с травами. Но самое главное — медвежатину, кабанятину и мясо других всеядн… зверей, которые не только траву едят, но и мелкой живностью не брезгуют, нужно готовить не меньше четырех часов, а лучше шесть.

Стеша озадаченно моргнула. Опять я попала впросак. Ну как ей объяснить, что такое четыре часа, если она и часов-то не видела?

— Столько же времени, как от восхода солнца летом и до обеда, — подсказал Нелидов.

Она потеребила косу, размышляя.

— Дед мой как-то медвежатину принес, поставил в горшке в печь на всю ночь. Чеснока много положил, сверху смальца немного чтобы сдобрить — ох и вкуснотища была! — Она простодушно добавила: — Только я думала, это для мужиков, а господам чеснок слишком духовитый.

— В самый раз, — сказала я.

Стеша снова потеребила косу, глянула на отчаянно кривляющуюся, будто желающую ее предостеречь, Акульку, и все же заговорила.

— Барыня, а дозвольте спросить, остальное мясо как желаете сготовить? Пропадет ведь. Вы хоть извольте распорядиться, чтобы парни его на ломти нарезали да повесили вялиться, ежели соли нет в бочки сложить как следует.

— Сушить нельзя ни в коем случае. Дело не только во вкусе и мягкости. В такой дичине часто бывают… — Да, тут на домового не спишешь. Что бы придумать? — Лес велик, и в нем всякое случается. Иной раз и нечисть водится, которую доброму человеку лучше не трогать.

Обе девочки синхронно сотворили священный жест.

— Людям бог дал разум понимать, что можно делать, а чего нельзя. А у зверей диких, пусть это даже хозяин леса, как медведь, такого разума нет. Может забрести куда не следует и порчу от лесной нечисти поймать.