Книга Хозяйка старой пасеки, страница 124 – Наталья Шнейдер

— Грамоте? — вмешалась Марья Алексеевна. — А это откуда?

— Так батюшка мой дьяконом был, сам грамоте разумел и меня, старшую, научил немного.

— Грамоте, значит… — протянула я. — А ступай-ка ты к исправнику…

Девочка ойкнула, вытаращившись на меня. Любопытство из ее глаз исчезло, оставив только страх.

— Барыня, миленькая, за что?

— Скажешь, Глафира Андреевна велела проверить, насколько ты грамотная, да посмотреть, можешь ли ты с сортировкой бумаг помочь, или еще чем, для чего особого знания не нужно.

Ревизор из деревенской девчонки вряд ли получится, но пусть хотя бы по годам разложит, все помощь. Если подпускать ее к документам только под присмотром, то и испортить ничего не сможет. Что начнет болтать, я не опасалась. Во-первых, о бедности покойная бабка плакалась всем, кто не успеет увернуться, во-вторых, кому разболтает? Таким же, как она, крестьянским девчонкам?

Все же я на всякий случай пригрозила:

— Но учти, Акулька! Барские дела тишину любят. Узнаю, что языком чешешь о том, что в моем доме творится, — выгоню в тот же день. Это и тебя, Стеша, касается.

— И не только выгонит, но и выпорет как сидорову козу, — добавила Марья Алексеевна, неодобрительно на меня глядя.

Я вернула ей такой же неодобрительный взгляд — еще не хватало детей пороть! — но вслух спорить не стала. Не время.

— Могила! — Акулька приложила ладонь по очереди к груди, губам и лбу. Стеша повторила этот жест.

— Герасим, проводи ее, — сказала я.

Девочка шагнула, оставив на полу следы песка. Я подняла взгляд на край ее юбки — обтертый, покрытый въевшейся, кажется, намертво грязью.

— Нет, погоди.

Обе снова озадаченно уставились на меня.

— Руки покажите, — велела я. Ну прямо как в детском саду!

Обе протянули мне ладони — широкие, мозолистые. Покрутили тыльной стороной вверх, явив обломанные ногти с черной каймой.

Я мысленно схватилась за голову.

— Так. Сегодня никаких бумаг, обе займетесь стиркой и мытьем посуды.

Заодно и руки отмоют.

— Значит, вы нас обеих берете? — спросила Стеша.

— Да, обеих.

Девочки радостно переглянулись.

— Тогда позвольте, барыня… — Не дожидаясь моего разрешения, Стеша шагнула к печи, открыла заслонку и сунула голову внутрь.

— Что ты делаешь?

Я метнулась к ней остановить, но она уже выпрямилась. Я выдохнула, поняв, что печь хоть и горяча, но дрова давно прогорели, а углей недостаточно для того, чтобы обжечь так быстро.

— Если на работу приняли, надобно в печь сунуться, чтобы хозяин признал.

— Хозяин? — моргнула я, наблюдая, как и Акулька сует голову в печь.

— Ну да, дедушка, — охотно пояснила Стеша.

Я наконец сообразила. Домовой. Который, если ему не понравится человек, может садиться на грудь и душить. Сонный паралич, как объясняли в моем мире, но что, если в этом мире он существует?

Полкан, до того смирно лежавший у порога, подбежал ко мне, поставил лапы на юбку, заглядывая в глаза. «Что ты тут выдумываешь, хозяйка», — словно бы говорила его улыбающаяся пасть. Я погладила его, сама удивляясь дурацкой мысли, и повернулась к девочкам.

— Хорошо. Давайте вернемся к делам.

— Сменная обувь и одежда у вас есть?

Девочки недоуменно переглянулись. Вспомнив, что на барыню не подобает таращиться, снова уставились в пол, качая головами.

Марья Алексеевна притянула меня за локоть, зашептала в ухо:

— Глаша, о чем ты? У них хорошо если запасные лапти припасены да праздничный сарафан в сундуке хранится.