Книга Хозяйка расцветающего поместья, страница 140 – Наталья Шнейдер

Марья Алексеевна снова хмыкнула.

— У простого мужика пять пар туфель, как у барина, а босиком летом он ходит, только чтобы ноги проветрить.

Доктор недовольно зыркнул на нее, продолжил, будто ничего не услышав:

— Согревать живот шерстяным сукном на голое тело…

— В такую жару, как сейчас, особенно полезно, — не унималась генеральша.

— И, если необходимо прикасаться к больному, смазывать руки деревянным или коровьим маслом.

— Не понимаю, — подобрался Денис Владимирович. — Только что вы утверждали, что карантин не остановит миазмы, а теперь уверяете нас, что обычного масла может быть достаточно?

— Мой опыт…

— Не помог вам отличить ножевые ранения от следов кошачьих когтей, — мило улыбнулась я.

Доктор побагровел.

— Анастасия Павловна, только уважение к вашему супругу…

— Вот проявите его и дальше. — Виктор хлопнул ладонями по столу. — Повторюсь: если больные будут помещены в отдельную избу, а все, кто с ними общался и жил, не будут покидать своих домов, никакие миазмы — в которые я не верю — не распространятся. И ветер останавливать тоже не придется.

— К тому же у охлоренной извести, которой предлагается обрабатывать помещения и нечистоты больных, такие испарения, что никакого окуривания от миазмов — даже если они и существуют — не понадобится, — добавила моя свекровь.

— А кто покроет убытки? — возмутился расцарапанный хлыщ.

— Убытки, — кивнул Виктор. — Что ж, давайте посчитаем. От момента заражения холерой до первых проявлений болезни проходит пять дней — так говорят данелагские врачи. Положим, всех выявленных заболевших мы помещаем в отдельную избу. Больные, естественно, не могут работать до выздоровления. В другую избу поселяем тех, кто общался с больными, но еще здоров. Члены семьи и соседи — однозначно, хотя в Ольховке Стрельцов запретил всем жителям покидать дворы, а воду им приносят солдаты. Пусть так продолжается десять дней после выявления последнего кто общался с больными.

— Прощай, сенокос, — поморщился пожилой помещик, сосед Зарецкого. — А то и жатва. Хорошо, я найму людей со стороны, а крестьяне?

— Так на то мы и облечены властью и знатностью, чтобы помочь крестьянам в подобных случаях, — вмешалась я. — Не просто же так за недоимки по подушной подати в тюрьме окажемся мы, а не они.

Собрание зашепталось — кажется, эта мысль до того приходила в голову не всем.

— Ничто не мешает соседям договориться между собой и послать своих людей поработать на соседних полях, пока собственные работники не могут покинуть деревню, — сказал Виктор. — Лично я так и собираюсь поступить с угодьями моей супруги. С соблюдением всех мер предосторожности, разумеется. Конечно, если болезнь появится и на моих землях, нужно будет объявить карантин и в моих деревнях. Тогда мне придется обратиться за помощью к кому-нибудь из вас.

— Но торговля… — задумчиво покачал головой Денис Владимирович.

— Да, остановка торговли — это прямой убыток. Но, допустим, мы решили оставить все как есть. Все мы знаем, как живут крестьяне: в одной избе, в одном помещении вся семья от стариков до младенцев. Заболеет один — заболеют все. В Бережках, что недалеко от Отрадного, десять дворов, в Черноречье — тринадцать. Шесть-восемь душ обоего пола, включая детей, в каждом дворе. Итого больше полутора сотен душ. Как показывает опыт Понизовья — умирает четверо из десятка. Так что лучше — лишиться части прибыли от торговли и, возможно, сорвать сенокос или потерять пять дюжин душ? — Виктор в упор посмотрел на Зарецкого.