Книга Хозяйка расцветающего поместья, страница 141 – Наталья Шнейдер

— Которые, между прочим, работать будут не только в этом году, — заметила Мария Алексеевна. — Княгинюшка тут про подушную подать помянула. А я добавлю: до следующей ревизской сказки подать будут требовать по душам учтенным, а не живым. Смогут ли ваши мужики заплатить за себя и за мертвых, если сенокос и жатва сорвутся не из-за карантина, а потому что половина работников в могилу легла? По мне, и обсуждать больше нечего. Проголосуем, да и дело с концом.

— Все согласны перейти к голосованию? — спросил Виктор.

— Я продолжаю настаивать…

— Евгений Петрович, — перебил его муж Оленьки. — Если вы так уверены, что от ваших мер будет пользы больше, чем от тех, что предлагает князь Северский, — то почему вы здесь, а не в Ольховке, рядом с Иваном Михайловичем и Матвеем Яковлевичем?

— За лечение мужиков мне уезд не платит, — фыркнул Зарецкий.

— Тогда я предлагаю следующим вопросом поставить на голосование оплату работы докторов, — неожиданно твердо сказал Денис Владимирович. — Это все равно будет выгоднее, чем оставить все как есть.

Присутствующие снова переглянулись — заметно было, что энтузиазма эта идея не вызвала, и я их в чем-то понимала. Хоть все собравшиеся и считались богатыми хозяевами, мало у кого был реальный капитал, как у Виктора, большинство жили доходами со своих земель, и сейчас будущее выглядело для них непредсказуемым.

— В этом нет необходимости. Оплату работы Ивана Михайловича и Матвея Яковлевича я беру на себя, — сказал муж.

Люди запереглядывались, зашептались облегченно. Денис Владимирович поклонился.

— Благодарю. Тогда давайте вернемся к голосованию по поводу карантинных мер.

Голосование было тайным. Всем присутствующим раздали шары. Председатель совета вызывал каждого по алфавиту к накрытому тканью ящику из двух отделений. Левое — «за», правое — «против». Теоретически возможности воздержаться не предусматривалось, но я заметила, как некоторые, подходя к ящику, пытались украдкой спрятать шар в карман или складки юбки. Думаю, заметила это не я одна, но все сделали вид, будто ничего не происходит, потому и я промолчала.

Когда последний проголосовавший отошел от ящика, секретарь поставил его перед Виктором. В зале повисла тишина, даже шелест дамских платьев стих. Я поймала взгляд свекрови — она едва заметно кивнула мне. Марья Алексеевна улыбнулась:

— Не бойся, княгинюшка, здесь почти все — люди разумные.

Зарецкий проворчал себе под нос что-то не слишком вежливое.

Виктор неторопливо снял покрывало. Его движения казались спокойными, но я заметила, каким напряженным сделался его взгляд. Он начал вынимать шары — один за другим, раскладывая их в две кучки. Мне хотелось зажмуриться, но я заставила себя смотреть. От этих шаров зависели жизни людей — и в Ольховке, и в других деревнях уезда.

Три четверти присутствовавших оказались на нашей стороне. Похоже, Виктор не бросал слов на ветер, когда обещал мне подпортить репутацию доктора в местных гостиных. Я выдохнула, только сейчас поняв, что забыла дышать.

По залу прокатился еле слышный шепот — кто-то удовлетворенно хмыкнул, кто-то разочарованно заворчал.

— Разрешите откланяться, — процедил Зарецкий.

— Всего доброго. — В безупречно вежливой улыбке Виктора проскользнуло что-то хищное. — И напоминаю всем присутствующим, что дворянский совет вправе исторгнуть из рядов дворянства тех, кто отказался выполнять принятые советом решения.