Книга Непокорная невеста, или Аджика по - попадански, страница 68 – Хелен Гуда, Агния Сказка

Ярмарка, обычно бурлящая жизнью, пестрая и радостная, встретила меня гнетущей зловещей тишиной. Всеобщее веселье, казалось, испарилось, оставив после себя лишь плотную атмосферу враждебности. Люди перешептывались за спиной, бросая на меня косые недобрые взгляды, полные злобы и презрения. Некоторые отворачивались, словно я была прокаженной.

Я попыталась пробиться к своему привычному месту, которое занимала в прошлый раз. Но каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что оно нагло занято грудой каких-то старомодных корзин, покосившихся бочонков и мешков с зерном. Словно бы кто-то нарочно расставил их там, чтобы не дать мне возможности торговать. Чтобы выгнать меня с ярмарки.

Я подошла к соседним торговцам, которые в прошлый раз любезно болтали со мной, выспрашивая рецепты, надеясь узнать, что происходит. Но они отворачивались, прятали глаза, делая вид, что меня не замечают. Их лица окаменели, превратились в бездушные маски.

— Что случилось? Почему вы так себя ведете? Что я такого сделала? — спросила я, чувствуя, как в горле пересыхает, а сердце сжимается от необъяснимого страха. Но в ответ лишь лицемерная тишина и испепеляющие взгляды. Все лавки были заняты, и мне, словно бездомной собаке, оставалось лишь ютиться на своей телеге, молиться, чтобы хоть кто-нибудь обратил внимание на мой товар.

Время тянулось мучительно медленно. Мои заготовки, обычно разлетавшиеся, как горячие пирожки в студеный день, нынче никому не были нужны. Никто не подходил к моей телеге, никто не интересовался моими продуктами. Я чувствовала себя отверженной, изгоем, попавшим в чужой, враждебный мир, где каждое слово, каждый взгляд были отравлены ядом ненависти.

И вот, когда надежда почти угасла, ко мне подошла женщина. С виду обычная горожанка. За ее юбку цеплялся мальчик лет десяти, худенький и бледный. Она внимательно, с какой-то даже болезненной сосредоточенностью осмотрела мои банки и вдруг остановилась на аджике.

— Сколько стоит? — проскрипела она хриплым голосом, не отрывая своих темных запавших глаз от заветной банки. Я назвала цену, и она, к моему удивлению, не торгуясь, выудила из-под платка монеты и протянула мне.

— Дайте ложку, — сухо сказала она, открывая аджику.

Я молча протянула ей деревянную ложку. Она, не говоря ни слова, протянула ложку мальчику.

— Попробуй, сынок, эта госпожа готовит очень вкусную приправу. Она острая, но полезная, — прошептала она, словно заколдовывая.

Я с удивлением смотрела на это действо. Аджика была не огненной, но все же давать такое острое ребенку, да еще и без хлеба, — это уже перебор. Что ж это за мать то такая?

Мальчик, повинуясь материнскому приказу, неохотно взял ложку, зачерпнул щедрую порцию аджики и с энтузиазмом отправил ее в рот. На несколько мгновений воцарилась тишина. А затем… что-то произошло. Лицо мальчика мгновенно исказилось гримасой дикой, нечеловеческой боли. Он взвыл, схватился за живот, согнулся пополам и забился в конвульсиях на грязной мостовой.

— Мама, мне плохо! Мне очень плохо! Живот горит! — прохрипел он, падая на землю и корчась в муках.

Женщина как по команде вдруг заголосила, своим криком разрывая на части и без того напряженную тишину.

— Люди добрые, помогите! Отраву продает! Моего ребенка отравила! Ведьма! — кричала она, тыкая трясущимся пальцем в мою сторону. Ее глаза метали молнии, полные слепой ярости.