Книга Я вернусь в твой сон, страница 239 – Юна Ким

– Плевать! – проорал Юнхо, чувствуя, что теряет контроль над эмоциями, и, подняв тело Минны с койки, прижал его к груди. – Мне все равно, в каком виде она вернется!

– Пожалуйста, успокойся! – всхлипнула Джиён, прикрыв рот ладонью. – Мы все чувствуем себя разбитыми! Я напомню тебе, что Минна была моей лучшей подругой и все это происходит в моем доме!

– Я не отойду от нее, – сказал Юнхо, напряженно глядя в лицо Минны и все еще ожидая увидеть хоть какое-то движение. – Оставьте нас наедине…

– Хорошо. Если проголодаешься, выходи к нам на кухню, – жалостливо произнесла Джиён и, взяв за руку Ан Виёна, вывела его за собой.

Юнхо остался один в полупустой комнате и не мог поверить, что больше не услышитсмех Минны. Для него время остановилось вместе с ее сердцем. Он сидел на койке, крепко обнимая ее тело, и не решался выпустить его. Больше их никто не беспокоил. С кухни доносилось монотонное бормотание Дон Юля, возгласы Ли Дуаль и позвякивание посуды. Но скоро и они стихли. Обстановка стала усыпляющей. Так продолжалось до рассвета, пока на запястье Юнхо не завибрировали часы – это был сигнал будильника. В пять утра, когда начинало просыпаться солнце, Юнхо обычно целовал Минну и покидал ее квартиру, чтобы закончить свои дела и вечером снова вернуться к ней. Он выходил из дома, оглядывался и смотрел в полукруглое окно ее комнаты. Но этот рассвет оказался последним для них обоих. Юнхо чувствовал себя разбитым, покинутым и преданным. Совет Небес лишь воспользовался случаем, подписав с ним договор, и Ван Хёль не уберег Минну от смерти.

Осторожно положив тело Минны на койку, Юнхо поцеловал ее в губы и почувствовал, как его грудь пронизывает холод. Достав из кармана плаща голубой колокольчик, он зажал его в руке Минны и быстрым шагом покинул комнату. Холл заполнял равномерный храп Дон Юля и других булгэ. Джиён и остальные, очевидно, спали на кухне. Не заглядывая туда, чтобы не возникло соблазна вернуться к Минне, Юнхо выбежал из дома.

Сад окутала розовая дымка, а сугробы за ночь выросли вдвое. Даже тропинку, ведущую к калитке, замело. Задыхаясь от гнева и боли, Юнхо упал на колени, схватился за голову и закричал с такой силой, что в соседских домах выбило стекла. Глядя на нежные оранжево-пурпурные облака, он громко сказал:

– Кем бы ты ни был, я знаю, что ты слышишь меня! Сделай что-нибудь! Верни Минну к жизни, подай мне знак! Если ты решил забрать Минну, забери и меня! Или я сам все решу!

В тот же миг в небе сверкнула яркая молния, и в лицо Юнхо брызнула мерзкая, перемешанная со снегом изморось. Закрыв глаза, он наконец позволил себе заплакать. Крупные хлопья снега таяли, стекая по его лицу вместе со слезами.

Неожиданно раздался крик сороки. Открыв глаза, Юнхо тотчас посмотрел вверх. Птица раскачивалась на корявой ветке дерева, а когда парень поднялся на ноги и подставил ей руку, прыгнула на нее.

– Ты пришла, чтобы сообщить мне что-то важное? – спросил Юнхо, заглядывая в круглые черные глаза птицы. – Или просто хочешь разделить мою грусть?

Сорока сидела неподвижно,вцепившись когтями в ткань его рукава. Посадив ее на плечо, Юнхо щелкнул пальцами и переместил их обоих на гору Пукхансан. Поднявшись по крутому заснеженному склону, он подошел к ступеням храма и дотянулся рукой до одной из деревянных дощечек, подвешенных под самой крышей. Ему повезло, и в нее была вложена пустая бумажка. Рано утром еще никто не приходил, чтобы оставить на ней свое послание умершим родственникам. Юнхо развернул бумажку и минуту сосредоточенно смотрел на нее. Сорока с любопытством наблюдала за ним. Скоро на бумажке зажглась голубая искра и вывела надпись: «Как ты и хотела, они останутся вместе навеки и превратятся в ничто: твое имя и мое сердце».